Окончательно сомнения он отбросил только когда увидел… нет, даже не столько увидел — темно же было — ощутил ее. Голую. Под собой. Нет, так далеко в шутках нормальные люди не заходят. Даже выдерги-тройняшки Соловьевы. А она умудрилось еще раз выдать такое, что он снова подумал о том, что его разыгрывают, что с ним играют в какую-то неизвестную игру. Ну, потому что невозможно же было в это поверить. Что Люба — красавица Люба Соловьева, которая никогда за словом в карман не лезла, самоуверенная, прекрасно знающая, какое впечатление производит на противоположный пол и умеющая это впечатление производить, да что там — просто Люба Соловьева и этим все сказано! — что она… И ведь это оказалось правдой.
Ник снова подошел к окну — теперь кухонному. Начало шестого, а уже скоро совсем стемнеет. Именно тот факт, что сказанное ею действительно оказалось правдой, и не давал ему покоя. Ни разу еще… Нет, он не мнил себя великим героем-любовником. Но ни разу еще в постели с ним девушки не рыдали. Ни разу он не причинял такую сильную боль. Да, ему бывало непросто — в силу физиологических особенностей. Это только в порнофильмах круто выглядит. А когда в реальной жизни, в постели с реальными, нормальными девушками, выясняется, что у тебя член несколько больше среднестатистического, то это приносит тебе только дополнительные сложности. Но Ник как-то привык, знал, как избежать дискомфорта, более того, девушкам это все же (да здравствует порно!) обычно нравилось. Но не в этот раз. Видимо, Люба совсем не смотрела фильмы для взрослых.
Но больше всего его потрясло даже не то, что он оказался у Любы и в самом деле первым. И не то, как у них крайне неудачно все вышло. А то, что она… она! потом перед ним извинилась. После того, как он ей причинил, судя по всему, довольно сильную боль, гордая красавица Люба Соловьева извинилась перед ним! Ник отвернулся от окна и привалился спиной к стеклу. Черт, кажется, он ее совсем не знает. Не могла та Люба, которую он знал, все это сделать. Идеальная красавица Любаша Соловьева, которую он знал — она должна иметь кучу парней, на любой вкус, на каждый день недели. И даже если бы она ждала с вступлением в половую жизнь до… а сколько Любке, кстати? на год младше его, значит, двадцать пять — так вот, и в этом случае его она бы никогда не выбрала, не обратила бы внимания на него ни за что. И даже если бы все это невозможное случилось, то, после того, что он с ней сделал…
Тут Ник поморщился, вспоминая ее слезы. Поежился. Это было чертовски неприятное воспоминание. Именно оно, скорее всего, и было занозой, что не давала забыть. Если быть совсем честным с собой, то он должен был остановиться. Должен был это сделать, когда она попросила. Но в тот момент он уже ни хрена не слышал и не соображал. Завелся просто как мальчишка шестнадцатилетний. Правда, у него в последние пару месяцев как-то не складывалось с сексом — но это даже для него было слабеньким оправданием, а уж для Любы… А Любе никаких оправданий не потребовалось. По какой-то непонятной причине она, вместо того, чтобы вспылить, наорать на него, как он подсознательно ожидал, взяла ответственность за эту ситуацию на себя. Извинилась перед ним! Перед тем, кто сделал ей очень больно, пусть и ненамеренно. Это была какая-то другая, совершенно незнакомая ему девушка. И перед этой девушкой он испытывал странное, непонятное, не дававшее ему покоя чувство вины. Он просто не мог забыть произошедшее новогодней ночью.
Не дав себе времени передумать, он достал из кармана телефон. После такого взрослые люди не делают вид, что ничего не произошло. Это несерьезно. Он ей позвонит. И… и скажет что-нибудь. Или спросит. Или… Длинные гудки прервались нежным голосом.
— Да?
В окно светило яркое январское солнце, и Люба встала, чтобы задернуть жалюзи — монитор страшно бликовал. Таким служебным рвением можно было бы гордиться — прийти в новогодние праздники на работу. Обманывать себя Люба не имела желания: за ее приходом в редакцию стояло что угодно, но только не карьерные устремления. Просто хотелось чем-то занять голову. И иметь хоть какой-то легальный повод послать Марка на фиг, сославшись на занятость.
В итоге на экране был открыт текст, в который она никак не могла вникнуть. Понапишут молодые талантливые авторы всякого бреда, а ей читай! За рабочий стол возвращаться не хотелось. Люба взяла лейку и методично полила все цветы на подоконнике и тумбочке — Светлана Васильевна будет ей благодарна.
— Боже мой, кто это на работу в праздники пришел! — Люба резко обернулась. В дверях стоял Виталий Федорович Кольчевский, заведующий редакцией. Неизменный пиджак в клетку, зачесанные назад в артистическом, как ему казалось, беспорядке редеющие волосы. Но Люба, несмотря на то, что в редакции неизменно подшучивали над внешностью шефа, не позволяла себе недооценивать Виталия Федоровича. Мама советовала, да и сама не дурочка. Начальник был себе на уме и очень, очень проницателен.
— С наступившим, Виталий Федорович!
— И вас, Любовь Станиславовна, с праздником, — церемонно ответил шеф. Улыбнулся. — Любушка, я чувствую себя настоящим тираном — самая красивая девушка в моей редакции работает во время праздников… Тебе что, заняться нечем?
— Как раз есть чем, — она кивнула в сторону своего стола.
— Нет, я точно тиран! — ухмыльнулся Кольчевский. — Ну, пойдем, хоть кофе тебя угощу — за усердие.
Повода отказываться не было, да и кофе хотелось. И с умным человеком поговорить — чем не повод не думать о всяком… неприятном.
— Как Новый год встретила, красавица? — Виталий Федорович подвинул ей шоколад.
Люба отхлебнула кофе. У шефа отличная кофеварка в кабинете и всегда пахнет свежесваренным кофе.
— Чего молчишь и загадочно улыбаешься?
— Кофе очень вкусный, — дипломатично оправдала Люба свое молчание. Опять же, если она честно ответит на поставленный вопрос, начальство рискует поперхнуться кофе. Поэтому пришлось ответить уклончиво: — Как Новый год встретила? Необычно. И… познавательно.
Кольчевский ее все равно раскусил. Словно смог как-то догадаться.
— Однако… Кому-то повезло, — шеф мягко рассмеялся. — Ох, Люба, Люба, сколько сердец разбила, признавайся?
— Ни одного, — она невинно распахнула глаза. — Я человек мирный.
Ее телефон разразился гитарными переборами в исполнении неизвестного испанского виртуоза.
— Вот и еще одна жертва «мирного человека», — усмехнулся Виталий Федорович.
— Спасибо за кофе, — Люба улыбнулась, вставая с места. — Не буду больше вам надоедать.
Только за дверью кабинета она посмотрела на экран. Марку отвечать не хотелось. Это странно, очень странно, но она почему-то ждала все эти дни звонка от другого человека. Но он так и не позвонил. Впрочем, о чем она вообще думает?! Мавр сделал свое дело, мавр может не звонить. Забыть. Забыть. Зато самое главное сделано. Только вот чувства удовлетворения это не принесло.