Я на месте немножко покрутился. Вперёд-назад. И вокруг себя ещё. На кресле-коляске это просто: зажимаешь правое, допустим, колесо, и — вжиу-у-у! — левое с самой полной силой! Разворот на все триста шестьдесят градусов! Главное — ногой не сшибить ничего. И никого. А то я так на прошлой неделе, когда мы с народом гонки по коридору устраивали, чуть мою Елену Николавну не сшиб! Прямо удивляюсь, как она успела в сторону отпрыгнуть. Что значит — здоровые ноги! Вот бы мне такие!
Я ещё немножко подумал про ноги Елены Николавны, то есть… ну… не про её ноги, а вообще, про здоровые ноги. Да, про здоровые ноги просто. Что бы я такого сделал, если бы прямо сейчас мог — ать-два! — и зашагать.
Из палаты, потом из отделения, вниз спуститься — по лестнице легко, даже лифта не надо ждать, лифты для больных, а я здоровый, хо-хо! — и через центральный вход выйти… Как будто так и надо — и вообще, я по сто раз в день так хожу. Ничего особенного!
Да, а потом по двору, вдоль забора, мимо нового корпуса и ещё немножко мимо старого — он там выглядывает одной стороной — и через ворота. Прямо на улицу! И снова, опять, значит, вдоль забора, но уже там, не в больнице совсем, и можно даже абсолютно про этот забор не думать, не смотреть даже на него! Просто идёт себе человек по улице и идёт. Мало ли дел у людей! А что мимо больницы и мимо больничного забора идёт — так это так получилось просто. И совсем он к этой больнице отношения не имеет. Никакого! Просто так идёт, здоровыми ногами.
И дошагать вот так до автобусной остановки. Встать — что там лавочки, ерунда! — встать у столба прямо и ждать своего автобуса. Он там один до метро идёт. И всего пять остановок, а уж на метро я потом двину… Ну, не знаю даже…
О, точно, поехал бы сначала в Палеонтологический музей, а потом всем подарки покупать! Новый год же скоро! Или сначала подарки, а потом в музей? Не, всё-таки музей первее — подарки мешаться будут. А может, вообще с ними не пустят, с сумками: вдруг я захочу скелет индрикотерия в сумку спрятать! Хи, вот было бы классно! Так что всё-таки музей. Хотя жалко, конечно, потому что в Палеонтологическом я могу сто часов гулять. Ну, головой могу, только ноги вот… Не, я ж забыл, что ноги здоровые!
Можно же сегодня просто спокойненько за подарками, а завтра — в музей! На целый день! Сначала там всё обежать быстренько, чтобы вспомнить, где чего лежит, — я там уже сто тыщ лет не был, в мае вообще последний раз! — а потом медленно, не торопясь, весь день впереди и ноги нормальные, по самым любимым местам…
Даже в третий зал заглянуть, ну — там, где про палеонтологическую историю Москвы и Подмосковья. Хотя какая может быть палеонтологическая история в Подмосковье! Сравните только: шерстистый мамонт там, допустим, или мегасерос какой — и Подмосковье! Мамонты уж наверняка тут не жили, где им тут жить-то? Это вот — ну, на Урале, например, или у бабушки Серого в Карелии. Там горы, и леса, и всё такое. А в Подмосковье — одни дачи. У нас там тоже дача. Хотя вот как раз рядом с нашей дачей болото есть такое… нехилое, в общем, болото. Там даже плезиозавр бы поместился, средних размеров, как я думаю. Но одно болото на всё Подмосковье — смехота, а не палеонтология. Да, но если ноги здоровые — почему бы не заглянуть? Я бы заглянул и…
Бум! Так, это я докрутился. Я же всё на кресле своём крутился, задумался просто, вот и… Не, я весь не навернулся, просто моя нога, костяная-гипсовая, задела тубус, который прислонён был у тумбочки, мне его сестрица Александра оставила для миллиметровки — вот и он и шандарахнулся. Хорошо ещё, что тубус! А то если бы я сам в тумбочку врезался — вот было бы кораблекрушение в Бомбее!
Я даже рассердился. Не на себя, конечно. На этого Валю Дубца. А чего он! Это же из-за него я чуть не навернулся! Сам стол занял, а я должен тут куковать! Не выйдет!
Так что я быстренько поехал к столу и привстал в кресле, чтобы увидеть, чего он там делает. Дубец постарался сразу локтем загородить, только ничего не вышло. Я увидел!
— А ну, покажь! — сказал я.
С ним иначе нельзя, только приказы понимает. Нервный он какой-то.
— А чего, чего?! — завёлся вдруг он, я даже не ожидал.
— Ну покажи, говорю, — это я от неожиданности с ним так заговорил.
Ну, так заговорил, как будто он Пашка. Или Толик. Или даже Серый. Хотя нет, не Серый. Но Пашка или Толик — точно.
А Дубец, то есть Валька, вдруг на меня посмотрел и локоть убрал. Которым загораживался. Так что я мог всё увидеть. В подробностях.
Он там, оказывается, рисовал! То есть не совсем рисовал, а перерисовывал. У него такая бумага была, большая, с альбомный лист, только тонкая, так что всё просвечивало. Папиросная. И он положил её на картинку и эту картинку перерисовывал. Ручкой. Даже тремя ручками — обычной, ну, синей, а ещё зелёной и чёрной. Классно получалось.