Пашка с Толиком только смотрели, а Зинченко всё продолжал комментировать:
— Не, ну ты глянь, как сцепились! Это ж уже вам не какая-нибудь живопись, — он даже ударение в этой «живописи» на последний слог поставил, прикольно, надо будет тоже так говорить. — Да, это не Репин с Айвазовским! Это прямо в учебник биологии надо. Происхождение человека, по Дарвину.
— Какое происхождение? — переспросил Пашка.
А я ничего не переспросил, потому что понял, что Зинченко про… ну, это… ну… понял, короче.
— Такое, — совсем развеселился Зинченко и начал картинку во все стороны вертеть. — От обезьяны происхождение!
Толик тоже, конечно, всё давно понял, а теперь и до Пашки дошло. Он хихикать начал.
— Вот ты, Шосс, — продолжал Зинченко, к Пашке по фамилии обращаясь, как в школе какой. Тоже мне, учитель нашёлся. — Вот ты, дарагой, от кого хотел бы происходить, от Шимпанидзе, да? — у Зинченко даже «Щимпанидзэ» получилось. — Или от Макакяна? Или не, таки наверное от Абрама Гутана?!
Шуточки у Зинченко — ну детсадовские! Доисторического периода, в смысле. Раннего триаса. Третичного. До нашей эры. Мы ещё давным-давно, осенью, в сентябре даже, так в классе развлекались.
— Он-то, допустим, от Гиббонса произошёл, — подчёркнуто лениво сказал я. — А я, значит, допустим, от Гавриллы. А вот кое-кто… кое-кто прямо от Гамадриленко!
Хо-хо, гаврилла, то есть горилла, конечно — это классная зверюга! Кулачищи — во! Одним ударом льва в лепёшку превратит! И гиббон — тоже ничего так, симпатичный. Не то что гамадрил зачуханный!
— Чего это Гамадриленко? — вскинулся Зинченко.
— Ну, — сказал я, словно передумался. — Тогда от Павианенко…
Потом чуть-чуть подумал, то есть вид, конечно, сделал, что подумал, и добавил:
— Павианенко-Красножопенко!
Толик с Пашкой уже ржали, у Пашки даже слёзы на глазах были от смеха. А я сидел, как будто ничего. Зинченко надулся сначала, но долго не выдержал и тоже заржал. И картинку на стол бросил:
— Ладно, дети, развлекайтесь, а я пошёл!
И пошёл. Дети! Тоже мне… К Валечке своей небось пошёл, к сестричке с пятого. Все знают, вся больница, что они там в процедурке… целуются, когда никого нет. Ну и подумаешь! Происхождение видов…
Я ещё раз на картинку посмотрел, и чего-то мне стало неохота её перерисовывать, как собирался. Так что я вздохнул и съел ещё одну вафлю. И Пашка с Толиком тоже съели по вафле. И ещё по одной. Тут вафли с чаем кончились, и я повёз картинку обратно. Вале… то есть Вальке Дубцу. Пусть заканчивает. Если хочет.
А хорошо бы на острове кладбище доисторических зверей обнаружить! Эласмотериев, допустим…
Следы бурного геологического прошлого острова, в виде отвалов и скосов породы, насыщенной костями древних обитателей Земли, то и дело попадавшиеся на глаза, совершенно покорили наших героев.
Глава шестая
И ваших нет!
Туруханова привезли! Ну, Лёшку Туруханова. Положили, в смысле. Ещё ночью, оказывается.
Новость принес Славка-Тигр. Он нёсся по коридору нам навстречу и кричал, как чокнутый какой:
— Слушайте, слушайте! Анекдот хотите?
И тут же воздуху полную грудь набрал, чтобы рассказать. Я даже глаза на потолок поднял. Славкины анекдоты — это же ужас детсадовский! Древней, чем череп мастодонта и эласмотерия. Вместе взятые. Просто неприлично такое рассказывать уже. Ну, а чего можно от третьеклассника ждать?!
— Во, слушайте! — выдохнул Славка и затараторил. — Тарас Бульба, значит, говорит своему сыну: «Чем я тебя породил — тем тебя и убью!»
И сам тут же залился искренним смехом. Смех у Славки заразительный, сразу улыбнуться хочется. Я не выдержал, тоже улыбнулся. А потом спросил, ну, для порядку:
— Слышь, Тигр, а кто такой Тарас Бульба, ты хоть знаешь?
Славка беспечально помотал головой. Естественно. Откуда в третьем классе знать про Бульбу.
Эх, я Славке, Тигру то есть, иногда прямо завидую. Чёрно-белой завистью. В полосочку. Особенно когда он по коридору носится. Как ураган «Матильда». Его тапочки за ним не успевают, отдельно бегут. Везёт же человеку! Всегда, в любой момент, может просто по лестнице сбежать вниз. В буфет в старый корпус? Да пожалуйста! Можно даже тоже по лестнице, хотя там лестницы — ого-го! Танк проедет. Такие широкие, и все ступени стёсанные уже: не лестница, а прямо пандус. Ещё бы, по ним лет сто уже столько народу ходит-бегает. Вот и Славка-Тигр может в любой момент. Ну… Почти в любой, конечно, он тоже же наш, не просто так в больнице ошивается. Мы — люди внезапные, как Андрей Юрьич любит говорить. Сегодня пляшем — завтра ляжем. Всем привет — и ваших нет.