После обхода я сразу к Толику покатил. Выписывается же человек! Такое дело… важное, в общем.
Уже в коридор выехал, но потом развернулся и обратно к своей тумбочке. Миллиметровку забыл. Надо же показать, что мы тут тоже не остаёмся же рыдать горючими слезами. Пусть завидует! Хотя, разумеется, миллиметровка по сравнению с выпиской… Я вздохнул. А что тут скажешь!
В седьмой палате был сумасшедший дом. Толик носился, как резаный, и собирал свои вещи в большую коричневую сумку, которую держал за ручки какой-то дядька. Ну, то есть он, конечно, не какой-то дядька был, а Толиков отец. Потому что постоянно покрикивал:
— Сына, зубную пасту не забыл? Сына, пижаму из тумбочки взял?
Ещё он крутил головой — голова у него была большая, лобастая, а брови — точно как у Толика, — и смотрел, чего ещё надо собрать.
— Сына, вон там на подоконнике лежит…
— Это моё лежит! — сразу крикнул Зинченко.
И правильно крикнул. Потому что Толик был такой очумевший от радости (отпускают же!), что уже собирался всё с подоконника загрести, не глядя.
Он уже был готов больничное полотенце тоже в сумку кинуть, — хорошо, что мы с Пашкой и Зинченко бдили и сразу закричали в три голоса:
— Это больничное!
Толик сразу дёрнулся и полотенце бросил на кровать. Как змею. Гремучую.
Среди наших все знают — нельзя ничего больничного брать домой! Ни-ни! Если возьмёшь — то больница за тебя прицепится и с тобой поедет. И тогда дома не долго пробудешь. Утянет тебя больница к себе обратно.
Ну и вот. А когда выписываешься и собираешься, то всегда как будто чокнутый немножко. Это так выписка действует. А больничные всякие полотенца, стаканы, ложки, карандаши те же — они в холле лежат, на случай, если своих нету, — так и норовят в руки прыгнуть. Чтобы с собой забрал. И то верно: никому и ничему всю жизнь в больнице проводить не хочется. Но — нельзя! Железное правило. Так что неудивительно, что Толик дёрнулся — чуть не попался!
— Сына, ты всё собрал? — опять спросил Толиков отец.
Толик остановился и медленно обвёл глазами палату. Медленно-медленно. И ещё раз. Больничного с собой брать нельзя, но ещё хуже — своё в больнице оставить. Своё тут оставишь — точно вернёшься. А кому охота? Я вот в прошлый раз вроде всё собрал. Всё-всё! А потом оказалось, что расчёску в душе забыл. Вот и…
Так что Толик сам смотрел и мы ему помогали. Зинченко даже тумбочку отодвинул — вдруг чего туда закатилось. Нет, всё было чисто. Тогда Толик ещё в душ сбегал — пасту, щётку, мыло там проверить. Расчёску, опять же! Нет, тоже не забыл.
Его отец сумку застегнул — сумка получилась пухлая, просто ужас, сколько вещей скапливается, пока лежишь! — и сказал:
— Ну что, сына, поехали, что ли?
Это у него так тихо как-то прозвучало, виновато даже вроде. Понятно — он на нас посмотрел. На Пашку, Зинченко и меня, то есть. Что мы все сидим — Пашка с Зинченко на кроватях своих, а я на коляске — и на Толика смотрим.
И Толик тоже на нас посмотрел.
— Да, пап, сейчас, — сказал он.
А потом ко мне повернулся.
— Хочешь, — говорит, — научу тебя паруса рисовать?
— Да ну, на фиг! — говорю я.
Но Толик уже подошёл и взял альбом. Пашкин. Понятное дело, свой-то он давно в сумку убрал уже. Я думал, что он карандаш ещё возьмет или ручку, а Толик только так хитро на меня глянул, как будто какой-нибудь фокус хотел показать.
— Смотри, — говорит.
И альбом чуть согнул. Не совсем, а чтобы листы дугой выгнулись. И пальцы чуть разжал. Чтобы листы разъехались, друг с дружкой разлепились. И ко мне боком повернул.
— Видишь? — спросил Толик.
А чего там видеть-то? Альбом и альбом. Бумага… Но тут я присмотрелся и чуть не ахнул. Паруса! Паруса получаются! Вот, значит, в чём дело было! Паруса прячутся друг за другом — как листы альбомные! И все те мои паруса — ну, которые я раньше рисовал, — они нормальные были, а никакое не бельё на столбах! Только я забыл другие дорисовать, которых за первыми не видно. Почти не видно. Почти! Почти не видно, но всё-таки выглядывают кусочки! Вот где у меня прокол был! Все те треугольнички и штриховка, которые Толик рисовал, — они же должны были другие паруса обозначать! Ну, я дурак! Во дурак!
— Ха, — сказал я. — Подумаешь!
Потом расправил миллиметровку и ещё сказал:
— Нужны нам паруса твои! У меня вон что есть! Специально для карты острова! Сестра из своего географического института принесла, это тебе не просто так!