— Эй, выходи! Я тут стою всегда с мечом, я буду биться и кричать!
— Мы не выйдем, мы боимся. Мы верим тебе, и мы верим в тебя. Но это наш страх, наша несостоятельность, это все в нас. Наш мир в нас.
«Однажды тебя позовет высшее, и ты раскроешь свою суть и взлетишь туда, вглубь, внутрь. Не бойся того, что происходит. Будь всегда готов к этому чудному концу! Слышишь — звенит колокольчик, скребется мышь, поет мир. Умри с миром. Однажды тебя позовут, ты должен бегом явиться наверх. Однажды тебе скажут: ты должен. В этом твой долг».
— Мы не придем, это обман, это не есть высшее, это просто ты — Василиса.
Василиса, гневно сжимая оружие, кричит всем:
— Вы не верите! Вы не любите! Вы — не вы! Вас нет! Только я могу что то!
— Нас нет.
— Вас нет!
— Нет.
— О, придите на кончик меча! О, умрите со мной, я всего лишь одна. О, любите меня, я всего лишь с тобой.
«Это только твои дела, Василиса. Только дела, Василиса. Только дела, но не слова; когда начнутся слова, ничего не будет, Василиса. Мы любим тебя, любим именно тебя. Мы с тобой, только с тобой, без никого. Твой Бог — наш Бог».
— Мы не придем! Будь здесь наедине.
— Я похороню вас.
— Единственная!
— Вы никогда не придете?
Ответ не дается просто так. Ответ не дается в руки. Ответа не бывает простого. Просто ответа нет такого, какого хочешь именно ты.
Василиса Кикабидзе пускает печальную девичью слезу. Она хочет к себе в горы.
— Мы не выйдем!
— Пожалуйста, вот все, что есть у меня. Я перенесу вас с собой.
— Это твой конец, Василиса. Оставь мир в покое. Мир покоится на нас — оставь нас в покое. Оставь, оставь это.
«Однажды тебя позовет высшее — не сопротивляйся. Отдайся этому, плыви по течению, это не смерть. Это высшее — не говори „нет“. Расслабься, открой глаза, принимай все легко. Это только высшее, ничего другого. Только оно. Только облик его, он другой. Это очень просто».
— Вы со мной? Вы здесь? Вы там? Вы есть?
— Мы остаемся.
— О горе ВСЕМУ.
Василиса ЗАКОЛОЛАСЬ.
1988
ДЕНЬ, В КОТОРОМ Я ЖИВУ
Just a perfect day…
Lou Reed
За окном клубилась пыль, которую, наверное, вздыбила какая нибудь большая машина; Алексей Магомет спал на раскладушке, уткнувшись подбородком в свое плечо.
— Вставай, придурок, я ухожу, у меня дела, десять часов!.. — раздался наглый и недовольный всем его окружающим голос хозяина квартиры, в которой Алексей провел ночь.
Он открыл глаза и безмятежно уставился на человека, стоящего подле него.
— А… в чем, собственно, дело? Ты обиделся? Что-то было не так?
Хозяин смягчился.
— Да нет, все было нормально… нормально… нормально… — Тут он опять взорвался: — Но сейчас я немедленно ухожу, и ты тоже!!
— Замечательно, — совершенно спокойно произнес Алексей и сразу же вскочил с раскладушки, весело улыбнувшись и хитро подмигивая. Он был одет в чистые голубые джинсы и белый свитер. — Ну, конечно же, я ухожу. Вот только кофе…
— Никакого кофе! — нетерпеливо буркнул хозяин. — Алеша, все хорошо, но я очень спешу.
— Понял! — с обезоруживающей четкостью сказал Магомет и уставился на японские наручные часы, лежащие на столике рядом с раскладушкой.
Хозяин немедленно надел часы.
Через сорок минут Алексей Магомет стоял в кафе вместе с Сашей Донбассом и пил пиво из большой кружки.
— Представляешь, прикол, — говорил Донбасс, — у меня отчима посадили… Дали три года!
— За что?
— Он два года назад ехал в поезде и по пьяни проткнул столовым ножичком какого-то грузина… Хрясь его в бочину! Гы-гы!..
— Насмерть? — Магомет с нескрываемым наслаждением затянулся сигаретой «Кент».
— Да что ты!.. Так… ничего серьезного. Все равно: «злостное хулиганство». Сидит.
— А, — сказал Алексей.
— Пора деньги делать, — заявил Донбасс. — День-то какой замечательный! Пойдем?..
Они вышли из кафе, симпатичные и молодые. Стояла ранняя весна, вовсю светило солнце на безоблачном голубом небе, и было совсем тепло; и хотелось сидеть в кресле посреди улицы, курить сигару и безучастно смотреть на развернутый вокруг фон жизни, в котором люди передвигались с места на место, сменяемые другими людьми, и все были совершенно одинаковыми, поскольку ни один из них не был мной. Рука нищего застыла в протянутом жесте, милиционер был непоколебим, как вековой дуб, прыгающие на тротуаре девчонки противно ржали — все было чудесно и восхитительно, словно бытие возникло только что.
Саша и Алексей не спеша шли среди прохожих, внимательно их оглядывая, но старались это делать максимально незаметно, как истинные шпионы, выполняющие опасную операцию, настолько же секретную, словно тайна любовной жизни молодой жены какого-нибудь пожилого миллионера в маразме.
Наконец, оглядев двух медленно идущих холеных гладко выбритых людей лет сорока в широких — зеленом и бордовом — пальто, Магомет шепнул Донбассу: «Беру» и тут же направился к ним. Донбасс пошел следом, сотворяя на своем лице некое растерянное, как бы ничего не понимающее в нынешнем миге и месте мира выражение.
— Простите, пожалуйста, вы — москвичи? — коверкая речь под прибалтийский акцент, спросил Алексей, приблизившись к выбранным им людям.
Те остановились, бегло осмотрели Магомета, бросив взор на вставшего за ним Донбасса, потом один из них, словно не уразумев цель вопроса, недоуменно ответил:
— Да…
— Мы с Альгисом из Таллина, — напористо, но вежливо сообщил Алексей. — Альгис!..
Донбасс немедленно отозвался, произнеся набор эстонских слов, смысл которых он сам не понимал.
— Я знаю, многие у вас… не любят… нас, эстонцев, говорят, мы — националисты…
Тут вмешался второй из выбранных людей, до этих пор как-то снисходительно, почти с легким презрением глядящий на Алексея:
— Да нет, почему же, я много раз бывал в Таллине, у меня там друзья, все это — ерунда, я по себе знаю, эстонцы — прекрасные люди, это вот сейчас…
— Так вот, — неумолимо продолжал Магомет, — просто… мы оказались в такой ситуации… Мы приехали на машине, поставили ее на стоянку, у нас тут была выставка, мы — художники, мы… эта… немного отмечать? Да? И приходим — машину забрали… ГАИ… Она сейчас на этой… Рябиновой? На Рябиновой улице стоит, требуют восемьсот пятьдесят тысяч рублей… А у нас только дома… У нас этих… русских денег… тысяч — правильно? Нету русских денег, надо позвонить в Таллин, чтобы прислали, телеграфный перевод шесть часов, ну… нам надо тридцать шесть тысяч двести рублей, чтобы три минуты позвонить домой… Или я, или Альгис оставят свой паспорт! Чтобы через шесть часов встретиться, отдать… Тридцать шесть тысяч двести рублей!.. Тридцать шесть тысяч двести рублей!.. Не могли бы вы… помочь… Или я, или Альгис оставит свой паспорт… Звонить… Таллин…