– Все это мура! Больше бы целовались, нам бы лучше было. Во! Как сейчас, теплеет.
– Шура, сестричка! Мне кажется, тебе следует немедленно подумать об аномалиях своего развития, пока не поздно, пока ты в зародыше.
– От такой же слышу!
– Шурочка! – гормоны начинали свое действие, и Женя становилась все добрее и добрее. – Дорогая моя! Ну, какая из тебя получится женщина, если ты абсолютно безучастна к эмоциональным оттенкам в человеческих отношениях?
– Скучно мне ковыряться в этих оттенках, – призналась Шура, которую тоже стало развозить от гормонов, как от вина, и которая сознавала правоту сестры.
– Ты старайся! Напрягайся, пробуждай в себе.
– Не пробуждается, да и не очень хочется.
– Шурочка, это у тебя от бабушки Домиры, бедуинки. Вот уж кто был груб и мужеподобен.
– Мировая бабушка! На верблюдах скакала и в цель била лучше мужчин-соплеменников.
В далеком прошлом, когда голод косил племя, бедуины новорожденных мальчиков оставляли, а девочек закапывали в песок. Бабушка Халиля выдала свою дочь за мальчика – Домира. Когда открылось, наступило сытое время. Не Домир, а уже Домира однако, всегда выказывала интерес к мужским занятиям. В племени считали, что боги вняли молитвам матери, то есть бабушки Халили, и вложили в девушку качества воина и охотника.
Женя и Шура размякли, блаженствовали, как всегда, когда папочка и мамочка были рядом. Совсем прекрасно – если родители в теснейшем контакте, одно целое, одно счастливое тело.
– Получится ли у них сегодня? – спросила Шура. – Мамочку и папочку ждет неприятный сюрприз.
– Так нельзя говорить. Сюрприз – это всегда приятная неожиданность.
– Нет, можно. Дедушка Соломон, когда ходил просить денег у дедушки Ерухима, делал печальное лицо и произносил: «Отец! Неприятный сюрприз, Сара опять беременна».
– Дедушки Соломон и Ерухим были ростовщиками, в словари никогда не заглядывали.
– А ты посмотри, сбегай! Заткнись и не мешай наблюдать, сейчас самое интересное начнется.
Нина еще на подходе к бару сказала Сергею, что мама уехала на дачу укутывать розы на зиму. Имелось в виду: квартира свободна, можно вместе провести ночь.
Они целовались в парадном, в лифте, на лестничной площадке, открывая дверь. Ввалились в освещенную прихожую, целуясь и кружась. Нина оказалась спиной к коридору, они застыли у вешалки. Сергей урчал от предвкушения, одной рукой прижимал Нину, другой расстегивал пуговички на ее кофте. Краем глаза увидел какое-то движение в конце коридора у кухни, поднял глаза…
– Здрасьте! – просвистел Сергей.
Нина сначала не поняла, почему он здоровается, лишь по внезапно застывшим его рукам почувствовала – что-то не так. Вывернула голову и увидела маму, в двух метрах от себя, на повороте коридора к кухне. Мама выглядела не просто обескураженной или возмущенной. Если бы Нину обнимал пластилиново-зеленый пришелец или многоголовый удав, мама изумилась бы не меньше. Нет, тогда она бросилась бы на защиту дочери, стала отрывать удаву головы или сдирать с Нины зеленую массу. Сейчас же просто являла собой гипсовую скульптуру «Родная мать, сраженная поведением дочери».
– Мамочка, ты вернулась? – глупо спросила Нина, волнообразным движением тела сбрасывая с себя руки Сергея, который поздороваться поздоровался, но от неожиданности забыл разжать объятия. – Почему не позвонила? – Нина поймала взгляд мамы на своей растерзанной кофточке и стала торопливо застегиваться.
Эмма Леонидовна не отвечала. Перевела взгляд на Сергея, и он почувствовал себя ходячей коллекцией отвратительных человеческих пороков.
Немая сцена. Все осмысливают ситуацию. И у всех троих вопросов больше, чем ответов, а ключевыми словами выступают: «не ребенок» и «двадцать пять лет».
Сергей: «Во влипли! Что она смотрит на меня как на маньяка? Нина не ребенок, двадцать пять лет, должна быть у нее личная жизнь? Тем более при своей комнате. Я бы с радостью Нинон к себе привел, но куда вышвырнешь брата Ваську? На кухню под стол? А утром Нина под прицелом взглядов моих предков пойдет в ванную, где сейчас мама кабачки соскладировала. Уйти? Извиниться, ручкой махнуть и дуть домой, пока метро не закрылось? Нет, Нина может обидеться. Не дрейфить! Что крамольное мы делаем? Не смотрите на меня, тетенька, как на врага народа. Вашей дочери я ничего плохого не доставлю, только исключительно хорошее. Нина детский сад, школу и университет закончила, взрослая девочка, ей и решать».
Нина: «Ой, как неловко! У мамы такое лицо, словно я преступление совершила. Мне двадцать пять лет, я не ребенок! Мамочка, почему ты не допускаешь, что у меня могут быть романы и отношения? Вдруг Сергей распрощается и уйдет? Только не это! Мамочка, я не хочу тебя огорчать. Почему ты не отреагировала интеллигентно? Почему не предложила Сергею чашечку кофе? Что ты смотришь на него с ужасом и отвращением? Он замечательный, я тебе потом обязательно расскажу. Мама, если выбирать между твоим огорчением оттого, что Сережа останется на ночь, и моей радостью по тому же поводу, то я выберу собственную радость. Влюбленные дико эгоистичны. Обидишься?»