До войны Сашка целыми днями пропадал у бати в заводской автомастерской, изучил устройство автомобиля директора завода досконально. Сашку восхищала плавность линий ЗИСа, рокот мотора.
Всё прошло, как надо.
Водитель не спешил, вышел к машине уже на закате, отъехал и заглох в квартале от ресторанчика. Разобраться с поломкой в скудном вечернем освещении было непросто.
На это и был расчёт.
Хайнеман, как обычно, угощался с начальником Павлоградского подразделения Тодта, получившего отличный коньяк от знакомого интенданта. Не обнаружив своего водителя на привычном месте у склада, решил пройтись в лёгких сумерках. Выпитый коньяк придал ему лихость, иначе, чем объяснить себе позже такую беспечность он так и не придумал.
Когда его остановили в темноте две длиннополые тени и заломили руки, сердце ухнуло в желудок. "Прямо в коньяк", — как позже схохмил Иван Носач. Удар под дых сразу лишил его желания сопротивляться, тело безвольно обмякло. Грабители выдернули из кармана "Люгер". Носач подумал: "Вот хрень! Почему эта сволочь не сопротивляется? Как же ему зуб высадить, если он обвис, как лопух?"
— Дойче марки! Шнель! — свистящим шепотом прямо в ухо просипел Иван.
Замах и удар в челюсть "до характерного хруста" — как напутствовал их Пётр.
"Где же бравые жандармы? Ага, топот, марширующего на перекрестке патруля. Так, теперь бросить гада и пальнуть в кусты, якобы целясь в патруль. Иначе, как привлечь их внимание к скисшей жертве? Так, заметили нас, вперёд через палисадник, ещё пару выстрелов, хоть бы не задеть по окнам… Через огород. Здесь бросаем плащи. Ходу в жандармерию!" — мысли неслись в голове Ивана под стать его тренированному телу.
Темноту разорвала трель жандармского свистка, и силуэты в длинной одежде скрылись.
Жандармы навели луч фонарика на жертву, подняли, бесцеремонно встряхнули, стукнули по ребрам. Лишь услышав на плохом немецком "Аусвайс!", Хайнеман смог разлепить окровавленные дрожащие губы и прохрипеть:
— Schwachkpfe (нем. Тупицы).
Патруль бережно под руки доставил фашиста в жандармерию. Начальник патруля вызвал Клару по телефону, как и было, запланировано. Поминутно кланяясь, начальник патруля трепетной рукой налил Хайнеману коньяк, конфискованный у перекупщиков на рынке. Опрокинув стопку, немец засипел от боли.
Позже, уже в кабинете Клары, боль от выпитого притупилась, на щеки вернулся румянец. Расстаравшиеся жандармы почтительно вернули найденное в кустах оружие. Клару привёз Чумак на выделенной для жандармерии пролётке. Ей не пришлось играть волнение, нервы и так были на пределе, поэтому обеспокоенность женщины выглядела вполне натурально. Увидев кровь на подбородке и кителе куратора, Клара бросилась к нему с возгласом:
— Герр, Хайнеман! Вы ранены?! Что с вами?
Наткнувшись на его презрительную гримасу, повернулась к начальнику патруля:
— Докладывайте.
Выслушав, вздохнула, как бы успокаиваясь, помолчала. Затем присела на стул, словно от слабости в ногах, тихо сказала:
— Господи, какое счастье, что патруль оказался рядом.
— Счастье?!! — фашист вопил не выбирая выражений, немецкая речь тоже богата оборотами. — Развели бандитов в городе! — теперь, когда страх отступил, можно было не стесняясь, выместить на перепуганных жандармах свой гнев.
Батальон был выстроен в полном составе и стоял навытяжку перед брызгающим слюной "сверхчеловеком". Иван Носач, так же как и все, тянулся смирно, но костяшки кулака грело воспоминание от соприкосновения с холеной мордой.
Все извинения Клары и уверения, что это досадное недоразумение, вызванное излишним рвением выполнить приказ самого герра Хайнемана о проверке документов у всех, кто появлялся на улице позже восьми вечера, пролетели мимо.
— Моим жандармам в голову не могло прийти, что офицер такого ранга может передвигаться без машины, по тёмным переулкам.
Нацист шипел, как кобра, натыкаясь языком на обломок зуба.
Наконец, исчерпав все аргументы, Клара повернулась к Чумаку и спросила:
— Машину герра Хайнемана нашли? Что с водителем?
— Так точно! — браво прищелкнул набойками Степан. — Сломался в переулке, уже впрягли лошадь и буксируют в гараж Управы. Механика вызвали посыльным.
Клара перевела. Сполна сбросив напряжение от пережитого стресса, куратор сменил гнев на милость. Выглядеть дураком, распекающим жандармов за исполнение собственного приказа не хотелось, даже перед этими олухами. Тем более глупо было идти пешком. Раздраженно махнув рукой, Хайнеман выпроводил жандармов.