После возобновления работы рентген кабинета в городской поликлинике пожилой фтизиатр вскоре уехал. Оказалось, что кроме Эсси-Эзинга, в городе нет рентгенологов, а каждый раз "выдергивать" его из лагеря и везти в центр города было хлопотно. Вот и было решено "проявить доверие" и направить обер-арцта на постоянное место работы в городкой рентген кабинет.
Это была настоящая удача: справка о наличии туберкулеза любого освобождала от вывоза в Германию. Нацисты боялись распространения заразы в фатерлянде. Теперь Манфред мог совершенно официально выдать такое мед-заключение подпольщику. А, кроме того, под видом пациента в кабинет мог свободно приходить связной.
В архивах больницы хранились сотни снимков многолетней давности — больных туберкулёзом, язвой желудка, искривлением позвоночника, — и каждый снимок был использован сотни раз: для спасения молодежи от угона на каторгу в Германию. Тысячи молодых павлоградцев, освобожденные как «непригодные к труду», присоединялись к подполью.
Вначале врачи городской больницы холодно встретили коллегу. Недоверие к фольксдойче было ожидаемо. Хирургическим отделением руководил опытный хирург, бывший полковой врач Серых Федор Данилович. После обороны Киева он оказался в окружении, смог выбраться к родственникам в Павлоград и с их помощью устроиться в городскую больницу. Большинство опытных врачей было мобилизовано, работать в больнице стало некому.
Манфред Генрихович очень был привязан к своим товарищам по лагерному ревиру и отчаянно хотел их вытащить к себе. Но как!
Однако, если всё время обдумывать какую-то проблему, способ её решения поможет найти случайное событие. Так произошло с врачом Лысенко. Однажды, уже в темноте, в городскую больницу ввалилась группа не вполне трезвых немецких офицеров.
Эсси-Эзинг, разглядев среди них раненого штурмбанфюрера, попытался втолковать им, что немецкий госпиталь находится в других корпусах. Но выяснилось, что обратиться туда офицеры не решаются — рана получена в пьяной стычке от своих, а это — неминуемое служебное расследование и, как следствие, отправка на фронт. Поэтому помощь нужно оказать тайно, чтобы замять историю. Для извлечения пули нужна была операция. Манфред Генрихович понял — это повод привлечь Ивана Матвеевича, как анестезиолога, о чём он и поспешил сообщить офицерам.
Нельзя было упускать такой шанс! Опасаясь разбирательств, друзья раненого проявили расторопность и шустро доставили Ивана Лысенко из лагеря, щедро расплатившись с Вебером.
После удачно проведенной операции было решено не возвращаться в ревир, а поселить Лысенко в пригороде, используя заготовленные для беглецов документы. Домик Ивана Матвеевича до самого освобождения города служил приютом и перевалочным пунктом для вывезенных заключенных.
То ли этот случай помог растопить лёд взаимного недоверия, то ли сведения из инфекционной больницы о самоотверженности обер-арцта в деле спасения заболевших пленных, помогли врачу наладить с коллегами доверительные отношения. Манфред по-прежнему навещал больных в лагере. Это было непросто даже психологически, каждый раз лязганье задвижек за спиной било по нервам, будило сомнения — сможет ли он выйти вечером отсюда или по приказу Вебера останется здесь.
Манфред Генрихович поддерживал и утешал свою верную помощницу Наденьку, продолжал искать способ вывезти и её. Надя вздыхала и … отказывалась, не решаясь оставить больных узников, несмотря на то, что без постоянной поддержки обер-арцта и Лысенко, её положение в лагере стало угрожающим. Мульде по приказу коменданта участил проверки, стал придираться к любой мелочи. Ей казалось, она предаст несчастных заключенных, если воспользуется помощью Манфреда Генриховича. Но все понимали, что её гибель — бессмысленная жертва.
В конце концов, когда придирки и угрозы стали нестерпимы, Надю вывезли в "тифозной тележке" среди "умерших".
В маленькой заброшенной кладбищенской часовне в честь иконы Божией Матери «Нечаянная радость», давно разоренной и безлюдной, подпольщики организовали место встречи для спасённых.
Символично. Люди, спасенные из фашистского ада, получали шанс на новую жизнь. Разве это не радость?
Там, в назначенное время, ждала их с одеждой и документами Мария Грайворонская. Надя прожила у Марии до весны 1943 года, а потом ушла к линии фронта, приближавшуюся к городу.