— Не вздумай, — серьезно сказала Морозова, — Это не угроза, боярин Викентий. Не по рту кусок хочешь откусить, рот порвешь.
— Даже очень большой кусок можно съесть, если откусывать от него понемногу.
Я прям как восточный мудрец: произнес некую глубокомысленную невнятицу, а желающие пусть разыскивают в ней тот самый глубокий смысл, пока не утонут. А ты сидишь, в позе Конфуция, весь такой мудрый-премудрый. И фиг тебя знает, был ли вообще в твой словах смысл, хоть глубокий, хоть мелкий.
— Отдай! — явно нашла какой-то Морозова, — Отдай Тувалкаина! Я двадцать лет его заставить не могла, думаешь, что ты справишься?! Отдай и Богом клянусь — по правую руку от меня встанешь!
— Ответы и вопросы закончены, — я встал, — Добро пожаловать отсюда.
Она проследила взглядом направление, которое указывал мой палец. Взгляд уперся в церковную дверь. Боярыня тяжело вздохнула:
— Когда поймешь, что… Приходи ко мне. Мое предложение все еще будет действовать. И — я поклялась, что не трону ни тебя, ни твоих друзей, ни твоих родных. Можешь быть спокоен.
Я проследил за тем, как тоненькая фигурка спускается по тропинке от церкви к городу, и закрыл дверь:
— Все собираемся! Нужно успеть исчезнуть отсюда, пока она до дома не добралась!
— Так она же слово дала, — с сомнением произнесла Клава.
— Слово — это хорошо, но дело — лучше.
— Бояре так просто словами не разбрасываются.
Я, двинувшись было к входу в крипту, тормознул:
— Не разбрасываются?
— Нет.
— Тогда вспомни — что она пообещала?
— Что никто не тронет…
— Что ОНА не тронет. Возможно, даже, она имела в виду, что не отдаст повеления нас схватить. Но за своего сына она точно не клялась.
— Но…
— Клава, ты точно хочешь узнать, было ли это прямое и честное слово или слово с хитростью, двойным дном и тайными закоулками?
Моя пухляшка засопела, но промолчала. Развернулась и пошагала за остальными. Бывшая княжна явно немного идеализировала бояр, если думала, что Морозова не найдет способ обойти собственное же обещание.
— Мурин, все готово? — спустился я в крипту.
— Да.
Лестница от неприметной двери в углу церкви изгибалась под землю и выходила в помещение длинного подземного зала, где лежали тела Осетровских. А под этой лесенкой была еще одна дверца, совсем уже крохотная — по крайней мере, входя в нее, я чувствовал себя так, как будто в окошко вылезаю — для небольшого помещеньица, вроде кладовой. Ну, как небольшого — я видел квартиры-студии меньшей площади. Но это там, в России двадцать первого века. Здесь же, на Руси семнадцатого, жили широко и даже какая-то подземная кладовка в соборе была достаточного размера, чтобы в ней могли заночевать мы все ввосьмером. Собственно, Мурин, по моей просьбе, и разложил здесь на полу набитые пересохшей соломой тюфяки, одеяла, подушки, перенес из подземелий грязную посуду, недоеденные корочки хлеба и тому подобный реквизит. Разложил все это в художественном беспорядке, так, чтобы у любого, кто доберется до этой подземной комнатенки, сразу же в мозгу загорелся однозначный ответ на вопрос: «Где вся эта шантрапа пряталась, пока мы стерегли их в церкви?». Чтобы никому в голову не пришло искать какие-то тайные проходы, или паче того — подземелья.
Думаете, кто-то умный — не будем показывать пальцем кто, потому что этот кто-то от нас ушел — может догадаться поискать в крипте? Простукать… хотя зачарованный тайный ход таким способом не найдешь… ну, не знаю — наверняка есть способы отыскивать и вскрывать тайные ходы, будь они хоть трижды зачарованы. И если воспользоваться этим ходом в крипте, то…
То тут главное одно — сначала найти крипту.
— Все ушли? Всё забрали?
Разноголосица ответов подтвердила, что да все и всё.
— Ну смотрите, потом не жалуйтесь.
Я из родовых подземелий прихватил, кроме Источника, только взятый из архива дневник основателя рода, солидную книженцию, в кожаном переплете, окованную по углам сталью. Не удивлюсь, если выяснится, что однажды предок Осетровских отбивался ею от стаи волков. В центре обложки красовалась металлическая накладка в виде того самого волка, оскалившего клыки.
Я еще раз обвел всех взглядом — Дита показала язык — и махнул рукой:
— Давай, Мурин…
— Стойте, стойте! — вдруг вскрикнула моя скоморошка, — мы Мартына забыла!
Так. Стоп. Кого?!
— Кого?!
— Кота нашего!