— Мне так и не удалось спросить у Слайдера Джона вот что: как ты заполучил своего чешира?
С ее стороны вспомнить о Спайдере Джоне и Демоне было умно, но Иризарри все равно не был уверен, что она достойна выслушать его историю. Когда молчание затянулось, Сандерсон снова взяла бокал, глотнула и заявила:
— Мне известно, кто вы.
— Я никто, — сказал Иризарри.
Он не позволил себе напрячься, потому что для Мангуста этот сигнал не прошел бы незамеченным, а она была довольно-таки раздражительна, и он не знал, что она вытворит. Может, она сочтет вполне уместным разодрать Сандерсон физиономию.
— Я обещала, — напомнила Сандерсон. — Никаких угроз. Я не пытаюсь вас выследить, не задаю вопросов о той даме, с которой вы раньше работали. Я просто спрашиваю вас о том, как встретились вот с этой. Причем вы не обязаны мне отвечать.
— Верно, — мягко проговорил Иризарри. — Не обязан.
Но Мангуст, все еще розовая, обвилась вокруг его руки, исследуя бокал — никоим образом не содержимое, ибо запах алкоголя отбивал у нее всякий интерес, но перевернутый вверх тормашками конус на соломинке в бокале. Она питала пристрастие к геометрии.
В этой истории не было ничего такого, что могло бы кому-нибудь навредить. И потому он рассказал:
— Тогда я пробирался мимо лун Юпитера… о, уже целых пять лет назад. По иронии судьбы, я застрял на карантине. Не из-за паразитов, виной тому была черная гниль. Попал туда надолго, это было… ужасно.
Он взглянул на нее и увидел, что ему совсем не обязательно тщательно обдумывать слова.
— Там же застряли в своем громадном допотопном корабле аркхемцы. И когда нормированная вода совсем иссякла, нашлись такие, которые сказали, что аркхемцам ее давать не надо, — сказали, что, если бы дело обернулось по-другому, они бы нам точно пить не дали. И тогда, когда аркхемцы послали одну из своих дочерей во имя искупления…
Он до сих пор помнил ее жуткий крик, когда в детском голосе звучал ужас зрелой женщины. Содрогнувшись, он продолжал:
— Я поступил единственно возможным для себя образом. После чего мне было безопасней находиться на их корабле, чем на станции, поэтому я провел с ними некоторое время. Их Профессоры позволили мне остаться. Они люди неплохие…
И вдруг поспешно добавил:
— Не скажу, что понимаю, во что они верят или почему, но они были добры ко мне, они делились водой с командой корабля. И само собой, у них были чеширы. Повсюду чеширы — наичистейший стальной корабль из всех, которые мне довелось повидать. Ко времени окончания карантина народился помет. Джемима — маленькая девочка, которой я помог, — настояла, чтобы мне отдали лучшего детеныша, им оказалась Мангуст.
Мангуст, которая знала, как складываются губы Иризарри при произнесении ее имени, начала урчать и нежно тереться головкой о его пальцы. Он приласкал ее, чувствуя, как отпускает напряжение, и сказал:
— К тому же, до того как начались все эти сложности, я хотел стать биологом.
— Ха! — выдохнула Сандерсон. — Вам известно, кто они?
— Прошу прощения? — Он все еще размышлял об аркхемцах, приготовившись к обычным вопросам из разряда суеверной чепухи: демоны они, колдуны или ни то ни се.
Но Сандерсон сказала:
— Чеширы. Знаете, кто они?
— Что вы подразумеваете, спрашивая, кто они? Они чеширы.
— После Демона и Спайдера Джона… Я кое-что почитала и нашла Профессора или даже двух — да, аркхемцев, — чтобы задать им вопросы. — Она чуть улыбнулась. — Занимая этот пост, я обнаружила, что люди часто с готовностью отвечают на мои вопросы. И я выяснила. Они брандашмыги.
— Полковник Сандерсон, не хочу показаться невежливым…
— Полувзрослые брандашмыги, — продолжала Сандерсон. — Обученные, плодящиеся и целенаправленно остановленные в росте так, чтобы никогда не достичь полной зрелости.
Тут Иризарри понял, что Мангуст внимательно следит за происходящим: она поймала его руку и заявила весьма категорично: «Нет».
— Мангуст с вами не согласна, — сказал он и неожиданно для себя заметил, что улыбается. — И право же, я полагаю, что это должно бы быть ей известно.
Брови Сандерсон поползли на лоб, и она спросила:
— А что Мангуст думает — кто она?
Иризарри передал ей вопрос, и Мангуст тут же выдала ответ, растворяя розовый цвет золотистым и кремовым: «Ягулар». Но за этим ответом сквозил трепет неуверенности, словно она не была полностью убеждена в том, что заявила столь решительно. А затем она сказала, совсем как девчонка-подросток энергично мотнув головой в сторону полковника Сандерсон: «Мангуст».
Сандерсон по-прежнему внимательно смотрела на него: