Однако реальная история этого монументального события выглядит совершенно иначе. В 1838 году Луи Дагер решил направить объектив своей камеры вместо неподвижных объектов своей парижской студии в открытое окно, выходящее на бульвар дю Тампль. Как он и предполагал, когда серебряная пластина была проявлена, оживленная суета полуденной улицы оказалась полностью стерта. На снимке были только дома и пустая улица с деревьями. Множество людей, экипажи и тележки торговцев исчезли. Но затем, на повороте бульвара, Дагер заметил четкий силуэт человека, поднявшего ногу у ящика чистильщика обуви. Поскольку этот неизвестный оставался в одном положении всё время, пока затвор камеры был открыт, он удостоился чести быть первым человеком, попавшим на фотографию.
Спустя более века после того, как фотография совершила свои первые детские шаги, чтобы позволить в будущем любому фотографу-любителю делать снимок за миллисекунду, старый метод длинных выдержек возродился во имя искусства, ради создания серии одних из самых странных изображений Нью-Йорка. Беньямин впервые обнаружил эти фотографии в Собрании искусства и архитектуры Публичной библиотеки и был моментально зачарован их обманчивой пустотой. Есть что-то жуткое в способности фотографии на длинной выдержке превращать самое оживленное место на земле в безжизненную пустыню. В эпоху нейтронной бомбы в этом изображении пустынной Пятой авеню можно даже разглядеть что-то апокалиптическое.
Однако Беньямин, для которого Манхэттенский проект означал нечто совершенно противоположное тому, что он значил для уроженца Нью-Йорка по имени Роберт Оппенгеймер, интерпретирует эти образы совсем иначе. С его точки зрения, эти гипердагерротипы, способные стереть любое живое существо, вплоть до последнего прохожего, не вовремя остановившегося, чтобы почистить ботинки, настолько неправильны, что почти правильны. Представляя Нью-Йорк, они показывают нечто прямо противоположное тому, что он считал глубочайшей правдой города. Поскольку их ложь настолько совершенна, то всё, что нужно изобрести для надлежащего представления города, – найти способ их полного отрицания.
Вдохновленный своим открытием, что во многих древних культурах варианты креста были символом жизни, а варианты круга, окружающего крест (или перекресток), были символом города, Беньямин задается вопросом, что бы мы увидели, если бы технически возможно было сделать фотоснимок, который стирал бы всё статичное, но фиксировал всё, что движется в определенный момент? Представьте себе фотографию оживленного перекрестка в Нью-Йорке – без зданий, без магазинов, без припаркованных машин, без тротуаров, вывесок и пожарных гидрантов: просто пустое пространство, усеянное пешеходами, собаками, велосипедистами и машинами, голубями и крысами, всё это словно зависло в пустоте. Это, утверждает он, и был бы истинный образ города; это был бы пейзаж, построенный из абсолютной жизни.
Глава 7. Тайна тайны
Где-то в середине Манхэттенского проекта можно найти утверждение, приписываемое Марксу, которое перекликается с интуитивным пониманием Беньямина: «Люди не могут видеть вокруг себя ничего, кроме своего собственного образа; всё говорит им о них самих. Ибо сам их ландшафт – живой»[83]. Он также обнаружил одно конкретное фотографическое изображение, прекрасно иллюстрирующее это наблюдение. Это контактный лист пленки, проявленной в 1957 году Дианой Арбус, на котором оказались два последовательных снимка, сделанных ею на Таймс-сквер. Верхний представляет собой этюд с блондинкой в элегантном черном пальто, идущей по улице с сигаретой в правой руке. На нижнем в кадре преобладают здания и неоновые вывески ночной площади, хотя в самом низу кадра можно различить мужчину в костюме рядом с американским флагом, размахивающего кулаком в воздухе и что-то пылко вещающего равнодушным прохожим. Скорее всего, лишь по счастливой случайности, произошедшей в темной фотолаборатории, Арбус запечатлела между двумя изображениями свой автопортрет, использовав технику двойной экспозиции, так что ее лицо наложилось поверх этих городских сцен.
83
Цит. по: