Во-вторых, дуалистическая мифология Мани является сознательной попыткой вписать свою проповедь в государственную идеологию Сасанидов. Последние стремились восстановить «исконный» зороастризм. А поскольку зороастризм эпохи Аршакидов, так же, как и кодификация Авесты, производившаяся последними, не были сочтены адекватными, появлялось поле для творческого поиска. Мани, основываясь на преданиях об Ахура-Мазде и Аримане, предлагал радикальный вариант такого учения, который должен был приглянуться правящим кругам Сасанидов уже хотя бы потому, что восстановление Персидской державы не могло не происходить под лозунгами борьбы добра и зла, избранных (иранцев) и людей, погрязших во тьме греха и заблуждения (туранцев). Все это вполне соответствовало умонастроению Мани еще и по той причине, что его историософия предполагала периоды скрытого существования истинного знания и периоды его проявления, когда некий апостол образовывал церковь, через которую происходило «вычерпывание» световых частиц из этого мира. Сам Мани, похоже, воспринимал себя как последнего из череды подобных апостолов.
На этом моменте и остановим наше внимание. В Главах утверждается, что каждый из периодов истории мира знал своего спасителя. Существует некая вечная церковь, подобная древу, в определенный срок приносящему плоды. Когда наступает момент сбора урожая, является апостол, который и есть земледелец из евангельской притчи; благодаря ему души праведников отправляются в мир света. Едва плоды на дереве иссякают, начинается порча церкви, превращение ее водно из орудий князя мира сего.
Bot имена апостолов, приводимых Мани: Адам, Сиф, Енос, Енох, Сим, Будца, Аурентис, Заратуштра, Иисус, апостол Павел и Истинный Праведник (видимо, Элкасай). Помимо определенного созвучия с исламом, который также будет говорить о последовательности пророков, вписывая в их ряд Иисуса, в этом списке обращает на себя внимание попытка сделать свое учение вселенским: даже Будца и загадочный Аурентис (тоже «индийский» персонаж) говорили о том же, что и Мани. Реконструкция генеалогии истинной церкви позволяет провести и еще одну параллель — с более поздними «гностическими» движениями, такими как павликианство и богомил ьство-катарство.
Действительно, когда средневековые ересиологи рассказывают о последних учениях, они возводят их генеалогию к Мани, перечисляя при этом как реальных, так и выдуманных персонажей. С одной стороны, все это является отзвуком средневекового интереса к генеалогии, а также стремления показать гибельность источника павликианских и катарских прелестей. Однако, с другой стороны, мы знаем, что сами еретики очень внимательно относились к преемству рукоположения и возводили свою историю к временам, близким жизни Иисуса — правда, не к Мани, а к апостолу Павлу. У них также существовало представление о периодах «латентного» существования истинной церкви, и о тех временах, когда апостолы собирали обильный урожай из душ верующих. Павликиане вообще утверждали, что в их церквях, расположенных в Сирии и Армении, возрождаются церкви, упоминаемые в апостольских посланиях (Фессалоникская, Колоссян и т. д.).
Между тем дуализм был ясно выражен далеко не во всех толках перечисленных «наследников манихейства».
В связи с этим можно предположить, что для религиозности данного типа более важной чертой, чем дуализм, является представление о вселенском характере подлинного учения, которое проходит через скрытую и явленную стадии.