Кризис управления возникает вполне закономерным образом, когда античная система непосредственного управления становится всё менее эффективной в контроле сложных систем производства и огромных территорий, входящих в состав Римской ойкумены. И тогда люди постепенно начинают заменяться учреждениями, которые функционируют по подобию цеха, и не столь важно, кто в этом цеху трудится, главное, чтобы они были специалистами. Этому способствует и развитие письменности. Живое общение заменяется формальным обменом информацией. И здесь уже не важно, имеем ли мы демократию, олигархию или диктатуру; монархию или республику; командную экономику или рыночную. Власть во всех этих системах принадлежит не людям, а учреждениям. А уже учреждения являются либо демократическими, либо диктаторскими, не суть важно, ведь в обоих случаях они будут тоталитарны и будут стремиться уничтожить, вытеснить с ключевых позиций любую непосредственность, а в самых запущенных формах, вообще любой талант в любом деле. Но повторимся, такая система формируется естественным путём, возникает постепенно из системы непосредственного управления, и на протяжении веков конфликтует с последней за право контроля над публичной сферой.
Так, вся история античной Римской Империи - это история борьбы двух политических структур - магистратуры и чиновничества. Магистратура - структура более древняя, республиканская, структура непосредственного управления, структура справедливости и чести. Чиновничество приходит к ней на помощь в управлении провинциями, и становится альтернативной управленческой структурой. Постепенно чиновничество стремиться вытеснить магистратуру, и лишь спустя несколько столетий достигает успеха в этом деле. Изначально чиновник - это легат Августа, то есть императорский легат со специальными полномочиями в провинции. В отличии от магистрата императорский легат представляет не себя, а императора, говорит и действует не от своего лица, он выступает как посредник. Этот посредник обрастает специальными учреждениями и военной силой, которой располагает на местах, и, таким образом, становится первым бюрократом. Позже такие учреждения начинают общаться друг с другом и учатся функционировать на всей территории страны без опоры на магистрата. У посредников для этого возникают свои посредники, у которых возникают свои посредники, у тех свои, и так далее, в пределе до бесконечности.
В конечном итоге вся бюрократия концентрируется вокруг единого центра и формирует до мозга костей бюрократический институт - государство. Но, что интересно, центр этот становится совершенно недоступным чувствам, он буквально потусторонний. Уже в Римской Империи в эпоху домината вокруг персоны императора формируется эта аура недоступности и божественности. Подданные обязаны падать перед ним ниц, с императором не так-то просто добиться аудиенции, он не участвует в войнах и становится кем-то вроде живой иконы. Но затем уже и центр в виде живой иконы становится слишком "живым" для этой системы, и потому центр перемещается полностью на небеса, в град Божий Августина. Таким образом, создаётся иллюзия непосредственности. Бюрократия как и прежде является посредником, и не отрицает этого, но теперь она опосредствует нечто, что формально доступно только ей, а фактически - никому. Иными словами, бюрократию в государство объединяет только одно устремление - желание загнать в гетто любую фактическую непосредственность, вытеснить её, а то и вовсе уничтожить. Распять гения, чтобы затем, посмертно объявить его Богом - вот главная суть всей бюрократии и государства. Действительный центр они подменяют мнимым центром и противопоставляют его любой силе, способной претендовать на место действительного центра. Если действительный центр стремится распространиться на всю ойкумену, как в известной пословице - "все дороги ведут в Рим", то к мнимому центру можно только асимптотически приближаться, но совершенно невозможно настигнуть его полностью. Возможно, Иуда Искариот, предавая Христа, мотивировался вовсе не жаждой нажить пресловутые 30 серебряников, его мотивация, вероятнее всего, была на порядок сложнее, он намеревался дать иудеям нового Бога, для чего нужно было умертвить гения. Сюжет не новый, ведь и основатель Рима - Ромул так же погиб или пропал без вести, а потом был объявлен богом теми, кого больше всего подозревали в причастности к этому происшествию. Но тогда воскресший Ромул стал вовсе не единым и не единственным богом, поэтому бюрократии не возникло.
Итак, все бюрократические учреждения обретают единство в государстве. Государство же покоится на разделении между властью и источником власти. Это приводит к самому фундаментальному разделению властей - к разделению на силу и авторитет. Сила и авторитет - это две неотъемлемых составляющих любой политической власти. Источник власти обладает одновременно и силой, и авторитетом, в нём это не разделимо. Если брать в качестве источника единого Бога, то он одновременно и карающий за грехи и вознаграждающий за благие дела, олицетворение и силы и авторитета. Но при этом всё совершенно противоположным образом обстоит с реальной властью, опирающейся на этот источник. Здесь сила и авторитет фактически никогда не сочетаются в одном человеке или институте. Разделение политической власти на носителей силы и носителей авторитета лежит в основе любого разделения властей. При этом изначально это разделение властей является крайне нечётким, а потому и носители авторитета способны к проявлению силы, и носители силы не редко обладают высоким нравственным авторитетом. И всё же начало было положено. Все политические режимы после этого стали полярно делиться на монархические и республиканские, правда, совсем не в том смысле, в каком понималась республика в Античности, поэтому будем называть их лучше демократическими. Но при этом, не будем забывать, что у Монтескье и других политических философов Просвещения изначально это было противостояние монархии и республики. В демократии верховная власть является носителем авторитета, а все силовые ведомства подчинены ей через посредников. При диктатуре, напротив, высшая власть находится в руках непопулярных силовиков, которые через своих бюрократических посредников пытаются придать себе авторитетности. Монархия фактически лишает монарха и силы, и авторитета, разделяя эти функции между его посредниками. При этом формально монарх обладает и силой, и авторитетом, но фактически должен всегда выбирать, каким путём ему править, авторитетом или силой. Макиавелли, например, отмечает, что монарх правит силой в момент основания государства, однако, когда государство уже создано или захвачено, необходима власть авторитета. История подтверждает это даже на примере Рима, который фактически был создан двумя царями - Ромулом и Нумой. Ромул представлял собой силу, был воином и агрессивным завоевателем, Нума же был моральным авторитетом ещё задолго до того, как сменил Ромула на посту царя, и остался таковым, заняв должность рекса.
Итак, справедливость - это сочетание в одном и силы, и авторитета. Как власть силы, справедливость всегда опирается на несправедливость, как власть авторитета, она опирается на честность. Главный вопрос, как сочетать это в одном? Как можно вершить несправедливость, оставаясь при этом справедливым? Только при наличии иерархии без субординации. Только такая иерархия позволяет с одними быть несправедливым, но за счёт этого быть справедливым с другими. И только в условиях несправедливости и возможна справедливость. Ролз верно говорит о том, что честность является условием справедливости, но так же условием справедливости является и несправедливость, и причём в такой же степени, как и честность. Такая дьявольская добродетель в своё время легла в основе древнегреческого полиса и фактически создала древнегреческое общество. Все великие восходящие культуры оперировали этим, по сути, естественным понятием справедливости. И именно это было главным условием распространения эллинской власти, по сути, на весь мир. Но, что любопытно, когда греческая ойкумена расширилась до предела, тогда исчезла необходимость в сочетании силы и авторитета в одних и тех же представителях власти. Бюрократия зарождается ещё в империи Александра Великого, хоть греческие институты с большим трудом приживаются в Азии. В Римской Империи бюрократия уже становится завершённым колоссальным механизмом. Пытаясь уничтожить несправедливость, она фактически уничтожает и справедливость. Управление перестаёт быть непосредственным.