Левр уже не впервые осознавал эту близость, которой не было имени в известных ему языках, не было термина в науках. Близость, которую можно только почувствовать.
Левр уснул в середине диспута с пленницей на тему того, является ли она в достаточной степени «дамой», чтобы требовать у него уступить ему место на лавке. Окончательную точку в его галантности поставило семейство крыс, затеявшее беготню по полу — плюнув на все правила и приличия, он сдвинул воительницу к стене и перетянул одеяло на себя. Борьба за одеяло продолжалась какое-то время, после чего воевода засопела. Левр убедился, что верёвка привязана к ножке лавки, после чего…
…стоило ему закрыть глаза, мир закружился, звуки буйства с улицы, где под скрипки и трубы, барабаны и бубны и Бог весть что ещё танцевала, кажется, вся перенаселённая Эбия и окрестности, — всё исчезло. Сон молодого рыцаря был сладок, но не только забытьё было в нём. Под задорную ритмичную песню на степном ильти под гортанные «оле вай» и «йе, йе» танцевала с кинжалами воевода Туригутта. И вместо оков на её смуглых запястьях звенели цветные браслеты…
Из сна его выбросило чувство пустоты рядом. Он не успел ещё продрать глаза, а уже чувствовал, что рядом нет никого. Более того, при попытке пошевелиться он обнаружил, что завёрнут в одеяло, как в кокон, а сверху обмотан верёвкой, завязанной на тройной узел.
Сапоги исчезли. Обе пары. Не было меча. И кошелька. Левр не сдержал крик ярости. Из-за соседних занавесок немедленно раздались проклятия и брань. Захныкал младенец. Юноша проигнорировал возмущение постояльцев и принялся спешно одеваться.
Ему следовало знать раньше, что Туригутта Чернобурка не из тех, что покорно следуют на убой. Конечно, она убежала! Конечно, она обокрала его! И, разумеется, для неё правильнее было бы сделать это в городе, где затеряться легче, чем на открытом пространстве. Левр не был уверен, как быстро нацепил все детали своих лат обратно. Всё тело ломило и ныло, но ему следовало двигаться.
Но куда она могла податься в его рубашке и без штанов? Вряд ли ночная Эбия оказалась благосклонна к женщине в подобном виде. Шлёпая босыми ногами, Левр представил, как выглядит сам. Но его сапоги нашлись спрятанными в коридоре. Очевидно, у Туригутты не было достаточно времени выкинуть их куда-то подальше, а её явление внизу, скованными руками обнимающей его меч, ворох одежды и без штанов, без того производило запоминающееся впечатление.
В общем зале наличествовал только круглосуточно бдящий трактирщик, толстый серый кот, доедающий жадно что-то на стойке, и косматый вышибала, спящий в углу.
— Вы не видели мою… спутницу? — запнулся Левр, обратившись к хозяину заведения. Тот пожал плечами:
— Если бы кто-то выходил, я бы запомнил.
Левр совершил, паникуя, почти два круга по постоялому двору, когда обратил внимание на несколько окошек точно там, где должна была быть лестница. Видимо, он не заметил их, закрытых занавесями или коврами. Совершенно очевидно, именно так Туригутта и сбежала.
Левру схватился за голову. Его не могла не восхищать воля женщины к свободе, но накануне ожидаемого визита мастер-лорда в город потерять пленницу — это было слишком даже для его невезения!
Нужно было немедленно взять себя в руки и успокоиться. Даже знаменитая Чернобурка не умела летать, а со скованными ногами, полуголая, она в любом случае не убежала бы слишком далеко. Даже с его мечом. Подумав об оружии в руках полководицы, он притормозил. Сердце колотилось так сильно, что казалось, пробьёт доспехи, вырвавшись из груди.
Заставив себя собраться, юноша дышал.
«Всё, что из плоти и крови, можно убить или ранить», — говорил мастер Мархильт. Так, что-то ещё — полистать бы тептар, но нет времени, нужно вспомнить. «Если хочешь победить, представь, что воплощаешь победителя; если хочешь выжить — вспомни, что делали те, что погибли, и избегай этого». Ага, это уже ближе. Левр попытался представить себя Туригуттой или хотя бы кем-то из её воинов. Куда бы он отправился в бегах, скованный по рукам и ногам?
Он потёр руки. Вздохнул, вновь закрыл глаза, привалившись к стене. Постарался ощутить себя на месте пленницы. Ощутить тяжесть оков на запястьях. Чужой меч в руках…
Кузница. Прежде всего, нужно снять кандалы с ног. Левр ощутил холодок по затылку. Он немедленно вернулся к трактирщику.
Серый кот переключился на очередную миску с объедками. Трактирщик продолжал дремать у огня, вытянув к нему длинные худые ноги.
— Где здесь ближайшая кузница?
— Ты чего, парень? — хрипло поинтересовался тот. — Сильно тебя по голове били? Спятил, ночь на дворе! Кто и что будет в такое время ковать…
— Говори! — Левр и сам от себя не ожидал, что стукнет кулаком по стойке. Трактирщика это не напугало, скорее, напротив, вернуло к его прежнему состоянию дремы.
— Ближайшая за углом, как от конюшни отойдёшь, — пробормотал он. — Хотел бы я глянуть, как тебе наш кузнец ответит. И железяки эти твои тебя не спасут…
Хотя весь вечер ему казалось, что он больше никогда не сможет надеть ничего тяжелее шерстяного плаща, веса на себе он почти не ощущал. Ещё не подойдя к кузнице, Левр уже точно знал, что найдёт беглянку там, и замедлил шаг: у неё совершенно точно был его меч, и это была бы постыдная смерть.
Но, когда он осторожно заглянул в мастерскую, в руках у неё были какие-то щипцы, и она безуспешно пыталась сковырнуть хотя бы одну клёпку с правой ноги. Левр скользнул назад, за дверь, стараясь остановить усилием воли вновь забившееся сердце. Ему следовало найти оружие, и, раз уж они оба были в кузнице, шансы были велики.
Он глянул ещё раз, успев убраться за мгновение до того, как она встревоженно подняла взгляд от своего занятия. Меч лежал перед ней на земле, но юноша не сомневался, что не успеет сделать и шагу вперёд, как она пустит его в дело. Кузнечный молот — исключён. Левр никогда не пробовал даже взять его в руку и сомневался, что сможет с ним управиться. А что касается трёх клинков слева от воеводы, он не был уверен, что они наточены.
С другой стороны, зачем ему заточенный меч? Убивать беглянку он не собирался. На мгновение Левр зажмурился. Ему не нужно было заглядывать в тептар — оставленный под матрасом в гостинице, — чтобы помнить своё «первое правило», которое он в очередной раз нарушал.
Потому что боялся. Даже зная, что ноги и руки Туригутты скованны, что она меньше ростом, весом, что она ослаблена месяцами голодовки и заключения, он боялся. Даже тогда, когда ринулся в кузницу, надеясь схватить пленницу сразу и избежать сражения.
И, конечно, не избежал.
***
…Юнец был чертовски хорош. До чего он был хорош!
Тури, конечно, предпочла бы клинок полегче, свободу рукам и ногам, да и поддержка верных соратников не помешала бы. Но и без них она не намерена была отступать. Отступать ей было некуда. И без того, бегая от него по кузнице и опрокидывая все подряд ящики с инструментами, она несколько раз едва не упала носом в землю.
И всё же женщина не хотела его убивать. Это было неправильно. Это было необходимо — но совершенно неправильно. И с этой же самой минуты она начала сдавать позиции, совершенно того не желая. Это обозлило её почти до потери самоконтроля. После всех этих лет, после того, как раз за разом Тури теряла всё, что было ей дорого, начиная с надругательства над собой едва ли не целым вражеским кланом и заканчивая отобранными воеводскими ножнами и воинским поясом! Неужели после всего свобода должна стоить жизни этого милого, ни в чём не виноватого мальчика с рыцарскими замашками?
Если она должна была стоить, что ж. Возможно, удастся его достаточно тяжело ранить, чтобы обездвижить. Может быть, уронить ему на ногу наковальню?
Но он был чертовски хорош и в увёртках тоже. Сражение перешло в стадию обоюдного отчаяния. Почти насмерть. Точно насмерть. Тури отбежала насколько смогла, дёрнула за торчащую с навеса ткань — вниз посыпались гвозди и металлические заготовки. Он швырнул ей под ноги пустое ведро. Снова столкнулись их мечи. Будь у неё свободны руки, и то она не смогла бы противостоять силе, с которой отчаянный Мотылёк вкладывался в каждый удар. Если это был его план измотать её, то он мог оказаться весьма успешным. Ей нужно было применить хитрость и скорость, главные составляющие её успеха.