Три часа ночи. Музыка смолкла, тишина сразу обрушилась на уши, стала давить. Мы с Вовкой попрощались со всеми, кто попался на глаза, и окончательно покинули «Чистое небо». Я люблю ночной город. Особенно когда тепло. Можно неспешно пройтись и пообщаться. Особенно пьяным есть о чем общаться. Я глянул на Вовку, его качало. Я достал мобильник, позвонил Эдику, сказал, что минут через десять мы подойдем к его машине. Тот остался на месте ждать нас.
— А эта официантка на тебя пялилась! — неожиданно начал Вовка.
— Ну да, вроде как смотрела… А она ничего такая…, - делано равнодушно кивнул я.
— Да, глазастенькая такая, губастенькая! — расплылся довольной рожей Вовка.
— Да хорош тебе, нормальная девчонка! — рефлекторно защитил я девушку.
— А я чо, говорю, что она ненормальная, что ли какая!? Не страшная, нормальная симпатичная девчонка!
— Я и говорю, что нормальная! Мне нравится…, - признался я специально, надеясь удовлетворить интерес друга малым и одновременно погасить, но вышло обратное.
— Ну и знакомился бы! Подошел бы, трали-вали, все дела, разрешите, мадам, с вами познакомиться! Я буржуй, у меня бабок завались, я вас хочу! — воскликнул Вовка, и тут проявив свою способность, опошлить что угодно.
Я засмеялся, пихнул того по-дружески в плечо. Вовка подыграл, закачался, словно ватный, описал заплетающимися ногами замысловатую петлю на асфальте и, довольно щерясь, снова пошел рядом.
— Успею еще, куда она денется, мы ее каждый день там видим…, - отмахнулся я, но мысль засела в голову, я начал ее обдумывать.
— Они по неделям работают, смотри, сегодня пятница же, значит, еще два дня будет работать. А то просрешь свое счастье! — настырно все керосинил меня Вовка.
— Значит, через неделю познакомлюсь…, - продолжил я имитировать равнодушие.
— Как ее зовут то хоть, знаешь? — не унимался Вовка.
— Не знаю. Потом узнаю.
— Эээх, ты! Уведут губастенькую, смотри! — еще раз подначил меня друг.
— Она на меня смотрела…, не уведут…, - подыграл я, улыбнулся.
— Да у нее и задница ничо такая!
— Все-то ты разглядел!
— Ну, а чо!? Я люблю, когда у девушки все есть.
— Да кто ж не любит. Ну что, я у тебя останусь? — сменил я тему разговора.
— Блять, Рамзес, да оставайся! — пожал Вовка плечами, вытащил руки из карманов, развел их в стороны. — Мне какая разница, диван красный ждет тебя!
Мы вывернули из-за угла вправо, вдоль бордюра ряд из пяти машин. «Семерка» Эдика с горящими задними «дюзами» стояла в середине ряда. Мы с Вовкой сходу открыли двери машины и шумно ввалились в салон. Эдик сидел за рулем и ковырялся в «торпеде», поднял на нас меланхоличный взгляд и через секунду вернулся к своему занятию.
— Что, наплясались!? — улыбнулся он.
— Дааа!!! — зарычал с заднего сидения Вовка, запыхтел шумно, зерзал.
— Бля, мы нажрались! — признался я, устроившись спереди.
— Ну, это само собой…, - философски резюмировал Эдик, перестал копаться под рулем, уставился на меня немигающим взглядом, улыбнулся. — Едем?
Я кивнул, растянул лицо в глупой пьяной довольной улыбке.
— И музон, бля, давай погромче!!! — заорал сзади пьяный Вовка почти мне в ухо.
Эдик ткнул пальцами в кнопки магнитолы, крутанул ключ в замке зажигания, салон наполнили первые мелодичные мотивы песни, обороты двигателя с ревом подскочили, из колонок, как кувалдой, по ушам саданул ударный звук:
Getadelt wird wer Schmerzen kennt Vom Feuer das die Haut verbrennt Ich werf ein Licht In mein Gesicht Ein heisser Schrei Feuer frei!
Машина сорвалась с места и понеслась в звуковом аду по пустым улицам города.
Bang! Bang!
«Только бы не сблевать…», — подумал я и лишь крепче взялся за ручку над дверью. Мы понеслись быстро, резко входя в повороты. Эдик водил отменно, я не беспокоился за безопасность, я беспокоился за свой желудок — меня слегка мутило.
Вовка жил в полукриминальном рабочем районе, который был весь утыкан старыми облезлыми кирпичными четырех-, трех- и двухэтажными «хрущевками». Он снимал тесную угловую квартирку на последнем четвертом этаже одного из таких домов.
Эдик притормозил у остановки, приехали. Я был рад, что впереди суббота и можно за прошедшую неделю спокойно отсыпаться у Вовки хоть до обеда. Меня все еще мутило, я открыл дверь, сделал глоток свежего воздуха. С заднего сидения, кряхтя и матерясь, на улицу вылез Вовка. Мы расплатились с Эдиком, простились, тот укатил, оставив нас, наконец, в полнейшей ночной тиши. Мы зашагали вглубь спящих дворов, до Вовкиного дома было метров двести по прямой.