Услышав эти слова, наркоманка стала вырываться еще отчаяннее. Она пустила в ход ногти, даже укусила кого-то, лишь бы ненавистные руки наконец отпустили ее.
— Что же вы делаете! — рыдала она, в отчаянии глядя на разбитую ампулу, словно это был ее погибший ребенок. — Что же вы делаете…
Наконец подоспела медсестра и вколола девушке успокоительное. Беглянка дернулась еще несколько раз и обмякла.
— Что же вы делаете… — еле слышно сорвалось с ее губ.
— Пытаемся спасти тебе жизнь, — тяжело дыша, отозвался Александр и наконец отстранился.
Глава 8
Есть вещи, на которые сложно не реагировать, даже если они тебя не касаются. И вроде бы закаливаешь себя как сталь, выбиваешь из сердца детскую впечатлительность, но однажды эмоции все равно оказываются сильнее. Александр не относил себя к особо чувствительным — напротив, мало что могло вывести его из равновесия, однако сегодня парня словно окатили ледяной водой. Впервые он столкнулся с таким страшным проявлением зависимости. Ранее это были лишь монотонные лекции профессоров, болтовня коллег, статистика, химические реакции, результаты анализов, да что угодно, только не живой человек, бьющийся в истерике из-за разбитой склянки. Прежде чем пациентке вкололи успокоительное, она выла будто раненный зверь и так яростно вырывалась, словно от этого зависела ее жизнь.
Влад подхватил ее на руки и унес обратно в палату, а Александр еще несколько секунд мрачно смотрел на залитую препаратом плитку в вестибюле, на которой угрожающе поблескивали осколки. Да, произошедшее непривычно зацепило его за живое. В этих нескольких миллиграммах плескалась чья-то отравленная судьба, чьи-то мечты и надежды, которым вряд ли суждено осуществиться, и было страшно осознавать, как человек добровольно цепляется за свою погибель. Такая зависимость похожа на уродливую форму любви — и вроде понимаешь, что ничего хорошего не будет, но все равно тянешься к этому иллюзорному «счастью».
Рядом что-то бормотал растерянный охранник, но Александр толком не вслушивался в его слова. Долетали лишь интонации: взволнованные, вопросительные, напуганные. Никита отвечал восклицаниями, сбившимся дыханием и все тем же хриплым кашлем, который еще несколько дней будет напоминать ему о произошедшем. И все же разговор звучал как-то глухо, словно накрытый тяжелый глиняным кувшином.
— Как она выбралась? — наконец произнес Александр, переведя тяжелый взгляд на раскрасневшегося брата. Светлые волосы Никиты были непривычно взъерошены, на подбородке темнели царапины от ногтей, грудь тяжело вздымалась. Потрепанный и напуганный, он словно утратил сияющий ореол «золотого ребенка» и теперь казался таким же приземленным, если не сказать — жалким.
— Да говорю же, без понятия! — воскликнул Никита, отчаянно размахивая руками. — Я тупо шел по коридору! Остановился у ее двери, чтобы завязать шнурок. Вдруг слышу, как она с кем-то разговаривает. Бормочет там что-то, смеется. Я сначала подумал, что к ней пришел посетитель, а потом прикинул: время позднее, держат ее в одиночке. Короче, заглянул в окно и вижу: у нее какая-то склянка, шприц, а сама она готовится принять дозу. Ключей у меня не было, но я забыл, что у нее заперто, и на автомате дернул ручку. И дверь открылась. А она как бросилась на меня. Ударила по горлу, сука, и в коридор! Уверен, кто-то нарочно освободил ее! И этот же кто-то принес ей наркоту!
— Да неужели? И кто бы это мог быть? — Александр вопросительно вскинул бровь, всем своим видом давая понять, что не верит ни единому слову. — В автобусе я обнаруживаю, что у меня пропал пропуск. Как раз после ужина с тобой. Пересаживаюсь на «обратный», возвращаюсь и застаю вот это…
— Ты больной? — возмущенно вырвалось у Никиты. — Мне-то на кой таскать ей наркоту? Я даже не знаю ее имени.
— Разве ты относишься к тем, кого волнуют имена?
Вадим растерянно переводил взгляд с одного брата на другого, чувствуя, что те уже готовы сцепиться. Никита все больше распалялся, Александр — напротив, говорил тихо, но уверенно, словно прокурор, нашедший доказательства вины.
— Но зачем ты взял его пропуск, Никит? — нарочито спокойно спросил Вадим, решив прервать этот бессмысленный спор. — Подожди, Саш, не перебивай…
— Да я не брал его! Говорю же, на крыльце валялся! — голос Никиты сорвался на крик. Затем он посмотрел на Александра и с еще большей обидой продолжил: — Может, ты сам выронил его, когда прятал в карман? Не думал об этом? Обвинять только можешь, да? Не надо скидывать на меня свою халатность!