— Что?! — крикнула я на корейском, увидев, что они развернулись, чтобы уходить и поняв, что это последний шанс что-то сделать. Вся троица удивленно обернулась и посмотрела на меня. Я кинулась к невысокому, но меня поймал за плечо охранник, не дав к нему подойти. Меня трясло, потому что я услышала то, чего боялась. Мы предназначались для того, чтобы стать проститутками, пройдя какой-то отвратительный кастинг. — Нет, только не в бордель! — Ты знаешь корейский? — заинтересованно приподнял брови тот, к кому я и обращалась. — Прошу, пожалуйста! Я не хочу в бордель, я не переживу этого! Умоляю, отпустите меня! — Ну надо же, — он дал отмашку верзиле, чтобы меня отпустили. Споткнувшись, я поспешно выпрямилась, и подбежала к этому невысокому типу, который казался похудее меня. Он опять сказал тому, которого звал Сынхеном: — Бывают же совпадения, да? Выловить рыбку, знающую наш язык. Хотя произношение её корейского как мой тамильский. С акцентом «понаехали», — он засмеялся, и ему вторили его спутники, хотя более сдержанно, чем он сам. — Вы отпустите меня? Прошу вас! — сложила я ладони, умоляя. Если понадобится, я и на колени упаду. — Ты серьёзно? — хмыкнул он и, достав из кармана пачку сигарет, закрутил её в ладони. — Вот так вот просто открыть двери и сказать «ой, прости, я был не прав, иди»? Так ты себе это представляешь? — и его лицо, и его тон источали издевку. Я держала ладони перед лицом, но плечи немного поникли. — Хотя бы сообщите моим родителям… — Нет, она смеётся! — но засмеялся-то он. Мне было не до смеха. Он опять поглядел на молодых людей рядом. — Отпустить её! Вот хохма, — теперь его взор вернулся ко мне. — Ты хоть понимаешь, сколько стоит одна твоя доставка? Да чтобы привести сюда одну такую идиотку, я трачу столько, что вы потом все вместе год должны отрабатывать. — Почему вы меня оскорбляете? — тихо поджала я губы. — Совсем не зная, называете идиоткой. Кто дал вам право считать, что вы умнее? — судя по его рассуждениям, он не был доброй души человеком и, конечно, обращать к нему просьбы я могла только под воздействием адреналина и выветривающихся наркотиков. — Но ведь это я сейчас тобой владею, а не ты мной, — нагло расплылся он в улыбке. — Значит, я умнее. Так, ладно, не парь мне мозги и не трать моё время… — я схватила его за руку и упала на колени. — Я умоляю вас! Верните меня в Россию! Я что угодно готова сделать, только не бросайте меня в бордель! — Что угодно? — цинично посмотрел он сверху вниз. — Ты думаешь у тебя есть что-то, что ты можешь мне дать? Ой, девочка, у тебя даже нет таких денег, чтобы вернуть мне мои затраты… — Я найду! Клянусь, если вы отправите меня домой, то я пришлю вам рано или поздно всё, что вы потратили, — он захохотал, поглядывая то на меня, то на товарищей. — Нет, ну вы слышали? Она вернет… ага, и адресок тебе дать, куда слать денежку, да? Послушай, мне незачем создавать себе проблем. В борделе ты отработаешь всё. Тем более что ты ещё нераздуплившаяся, так что твой первый раз я продам за хорошую сумму, — я не поняла слова, которым он меня назвал, и довольно произвольно перевела его себе на русский, как «нераздуплившаяся», изъяв смысл из последующей фразы. — Я не смогу… я не буду этим заниматься, — отпустила я его руку и покачала головой. — Я никогда не дам с собой это сделать! Никогда! — Да кто тебя спросит? — раздражаясь, бросил он и опять приготовился повернуться спиной. — Я покончу с собой! — выдала я то, что пришло мне в голову. И это была не шутка. Представляя, куда меня засунут, и что будут со мной делать, пусть я даже не могла представить это в подробностях, я готова была на всё. Ещё когда в дверях появился огромный качок и я подумала, что он начнет нас насиловать, мне захотелось скорее умереть, чем жить в подобных условиях. — Покончишь с собой? — притормозил главный. Ухмыльнулся. — Серьёзно? — Да, — уверенно кивнула я. — Отлично, — велев подождать его, он вдруг вышел. Я ошарашено вылупила глаза. Что он собрался сделать? Принести мне веревку с мылом? Двое солидных парней тоже не поняли его странного ухода. Сынхён смотрел насквозь меня, даже когда его взгляд попадал в эту сторону, а тот, молодой, пытался не смотреть вообще. Его умные глаза под изогнутыми бровями плутали где-то в своих мыслях. В дверях вновь нарисовался невысокий. Дымя уже зажженной сигаретой между губ, он нес в руке… пистолет. Я вскрикнула. Прищемляя сигарету в одном уголке рта, он произнес: — Что, страшно? — меня замолотила дрожь. Он направил на меня дуло пистолета и, не нажимая, видя, как я неловко пытаюсь выйти из-под прицела, игриво подергал дулом вверх-вниз: — Пиф-паф! Ну, что ты побледнела? Ты же хотела скорее покончить с собой, лишь бы не стать шлюхой? — я уже с меньшей уверенностью подумала об этом. Он подошел ко мне и, не отпуская оружия, вложил его мне в руку, придерживая, чтобы я не направила пистолет на него. — Тебе же твоя целка дороже жизни, верно? — сглотнув слюну, я ощутила на щеках слезы. — Давай, докажи мне это, не пустословь. Я подскажу, как это делается: открываешь ротик, пошире. Суёшь туда дуло и нажимаешь на курок. Одна секунда — и всё. Мозг отбрызгивает на потолок, ты труп, — рука моя дрожала, поддерживаемая его руками. Как врач, уговаривающий принять лекарство, он коснулся моего подбородка, чтобы я открыла рот и пододвинул к нему дуло. — В чем дело? Один щелчок, и твои страдания закончились. Никакой проституции. Героическая смерть за честь. — Джиён… — позвал из-за его спины красивый парень. — Не надо, может? — Мино, она же сама хотела. Ты можешь отвернуться, мягкосердечный наш, — введя дуло в рот, я плакала всё сильнее. Почему всё так? Почему в тот момент, когда жизнь казалась мне прекрасной и только начинающейся, она закончилась? Почему она должна была оборваться? У меня ещё столького не было, я ничего не успела повидать. Даже до Сеула не добралась. И вот… в неизвестном краю, в каком-то полузаброшенном месте, под присмотром негодяев и ублюдков, я должна покончить с собой. Это не так-то просто. Одна секунда, и меня больше нет. — Что, сомневаешься уже? Оказывается, жизнь-то подороже принципов, да? — ухмыльнулся Джиён. — Подумаешь, десять-двадцать мужиков в день будут засовывать в тебя свои члены, везде, куда захотят. Кстати, туда, где у тебя сейчас пистолет, тоже. Кто-нибудь ударит, кто-нибудь матом обложит. Но зато живая, а? Лучше ведь торговать телом, чем отдать Богу душу? — слушая его, я представляла всё это воочию. Как меня насилуют, как я ничего не могу с этим сделать… мужчины, десятки некрасивых, ужасных, чужих мужчин… закрыв глаза, я нажала на курок. Вздрогнув, я ждала, что всему настал конец. Пусть через адскую боль, но настал. Но выстрела не было. Я нажала ещё раз, подумав, что сделала что-то не так. И ещё. Открыв глаза, я поняла, что осечки происходят одна за другой. Джиён уже не сидел на корточках напротив, а стоял передо мной, беззвучно смеясь. — Черт возьми, ты серьёзно думала, что я дам тебе застрелиться? — его прорвало, и он загоготал. Непонимающая и растерянная, я бросила взгляд на Мино. Напрягшийся, он тоже верил в то, что случится смерть и теперь, всё ещё не расправив складку между бровей, расслабленно выдыхал. — Нет, ты и впрямь идиотка. Сказал же, я на тебя столько денег потратил, что пока ты не отработаешь их в моём борделе, хрена лысого ты хотя бы сдохнешь, это понятно? — он вырвал у меня пистолет и отдал его охраннику. — Я… я всё равно не дамся, — пережив, мне кажется, переход в загробный мир, успокаиваясь, но безнадежно, я не могла найти силы в себе даже встать. Я настроилась на смерть, и к жизни никак не могла пока вернуться. — Если вы не дали мне это сделать здесь, то я найду способ в борделе. — А я думал, что девушки, трясущиеся над своей честью, остались в наш век только на страницах книжек, — произнес Сынхен, со сдержанной, вежливой насмешкой оглядев меня. — Она просто в шоке и не понимает, что делает, — объяснил Джиён мои действия, выдохнув сигаретный дым облаком. — Понятия чести и принципов не существуют. Есть только глупость, которая в них верит, пока ей не предложишь что-то выгодное. Она трясётся над своей девственностью, но поухаживай за ней несколько неделек, признайся в любви, подари брюлики и цветы, и она раздвинет ноги. Хотя под дулом пистолета геройствует. — Я не раздвину ноги, даже если ты мне миллион заплатишь! — прошипела я, всей душой начиная ненавидеть этого человека. Скольких он уже похитил? Сколько судеб загубил? — А если я скажу, что верну тебя домой, если ты раздвинешь передо мной ноги? — не веря ушам, удивившись и рассматривая этого мерзкого индивида, я задумалась было, но он тут же изрек: — Видели? В глазах-то уже не то что сомнение, а почти готовое со