— Даша… я хотел ещё раз сказать…
— Я не передумаю, Сынри. Я не полечу с тобой никуда.
— Ты не можешь тут остаться.
— Могу. Это мой дом.
— Я — твой муж!
— На какой-то сингапурской бумажке? — покривилась я, комкая платок в руке, готовая в любой момент поднести его ко рту.
— Нашу свадьбу видели в журналах и газетах миллионы людей! Я в ссоре с сестрой из-за тебя, тебя приняли мои родители!
Я ещё раз изобразила надменную гримасу.
— Я бы не назвала это «приняли».
— Чёрт возьми, да включи ты голову! Ты хочешь сгнить в этом дерьме?! Ты боишься, что будешь жить со мной только ради богатства и этим меня заденешь? Господи, я готов предложить тебе деньги просто так, лишь бы вытащить отсюда! Это элементарное человеколюбие!
— С каких пор оно тебе стало свойственно?
— Хорошо, я жесток и мерзок, я знаю, что ты обо мне думаешь, но о своей жене я могу волноваться?
— Да не жена я тебе! — крикнула я.
Сынри вспыхнул и, горя глазами, отчеканил:
— Давай обвенчаемся.
— Что? — Мне показалось, что я ещё не до конца проснулась и брежу.
— Ты сказала мне, что твой отец разложил нас по разным комнатам, потому что мы не в браке перед Богом. Я понимаю, что твой отец священник, и ты придерживаешься до сих пор его воспитания. Венчанный брак сделает тебя моей женой? — скрипя зубами, полюбопытствовал он.
Я, опешившая слегка, закашлялась, сумев заговорить через минуту:
— Сынри, ты в своём уме? Дело не в этом, нельзя же так! Для венчания нужны чувства, понимаешь? Сильные чувства, в которых люди уверены, раз и навсегда, что они проживут до самой смерти вместе. И не будут изменять друг другу.
— Чувства? Тебе всё ещё нужны чувства? — с уставшей насмешкой закивал Сынри. — Ты думаешь, что у меня их нет, потому что я не говорю о них? Потому что не признаюсь в любви? Или ты сама меня настолько не любишь, что на всё остальное тебе плевать?
— Сынри… — теряясь от его намёков, и не желая, на самом деле, мучить его и вводить в неравные отношения, я покачала головой. — Я не хочу перед тобой лицемерить, по-моему, самое лучшее, что я могу для тебя сделать за всё, что ты сделал для меня — это быть честной.
— Честной, честной, честной! — раздражённо заверещал он. Взмахнув руками, муж опустил их и подошёл ко мне. — Подавись ты своей честностью, вертел я её на своём детородном органе, как вертел всю свою жизнь, я не из того окружения, не из того общества, где привыкли к правде и все кристально чисты и совестливы. Я жил, живу и согласен жить во лжи, знаешь почему? Потому что мне нужна ты. Ты нужна, ты слышишь меня?! Мне, блядь, нужна ты! Как мне тебя получить? Обманом? Силой? Деньгами? Чего тебе ещё надо? Любви? От меня ты всё получишь, просто скажи: «Сынри, я хочу это», и оно будет, ты поняла меня?! Ты понимаешь, что я у тебя ничего не прошу? Тебя, мне тебя надо, а не от тебя что-то.
Головокружение пронеслось без последствий, но всё равно несколько обезоружило меня, я смотрела на мужа во все глаза, не зная, что ответить, что говорить? Он оттеснил меня к стопам сена, его руки уже гладили мои плечи, стянув до локтей кофту, хватались за мои длинные косы, восхищенными пальцами ощущая их толщину.
— Даша, я так привык к тебе, мне хорошо с тобой, я никогда такой больше не встречал, я хочу тебя, ты же моя, я же твой мужчина… твой первый мужчина! Я купил тебя, спас тебя, не взамен, не ради, не ожидая благодарности, а потому что не мог иначе… Я всегда смотрел на тебя и думал — она должна быть моей. Плевать на Вику, других женщин, мне всё время что-то попадалось под ноги, и до тебя, и во время, только тогда, когда тебя не было у меня в руках… Я и сейчас смотрю на тебя и едва сдерживаюсь, в голове по-прежнему сверлит: «Она должна быть моя!», а ты всё никак не поддаёшься, ты постоянно просачиваешься сквозь пальцы, Даша, я прошу тебя, дай ты мне себя! Дай!
Он завалил меня на мягкую подстилку из сена и, в пылу, продолжая страсть своих слов действиями, впился в меня губами, покрывая поцелуями щёки, шею, расстёгивая пуговицы платья. Я упёрлась в его грудь руками.
— Сынри, нет, пожалуйста! — Я не испытывала неприязни к нему, но мне было дурно, я себе неважно чувствовала. — Сынри, перестань! — Его пальцы задирали подол, крались к нижнему белью.
— Почему? Даша, я же никогда не делал тебе во время секса больно, я же не обижаю тебя в постели, нам же бывает хорошо, очень хорошо…