Он отвернулся, открыв дверцу такси, подставил щёку для поцелуя, который я несмело нанесла, сел в машину, и она покатилась вниз с холма, увозя мою последнюю связь с Сингапуром. Или не последнюю? Я положила ладонь на живот.
— А когда он вернётся? — спросила мама, вытирая руки о передник.
— Никогда, мам.
Её лицо вытянулось, и я пожалела о том, что вот так прямо сказала, но не стала ничего добавлять в оправдание, продолжив:
— Всё в порядке, мам. Так нужно. Вечером я объявила и ей, что хочу уйти в монастырь, чем довела до слёз. Когда же я прекращу вызывать горечь и страдания у дорогих мне людей?
Ближайший был Могочинский, Свято-Никольский. Туда полдня езды на машине, потом переправа через Обь на пароме. Я была там несколько раз, давно. Монастырь относительно новый, ему лет тридцать с небольшим, в отличие от старинных, сохранившихся с царских или имперских времён, этот построили в новейшее время, в эпоху развала Союза, на общественные деньги и пожертвования. Там вроде прежде была фабрика лесозаготовительная, но вот, возрождалось православие, промышленность беднела, и обменялись. Из последнего посещения, лет семь или больше назад, я помнила там старуху монахиню, чудную, у неё вся стена в комнате была увешана иконами и их репродукциями, а одну она называла фотографией Иисуса, и когда у неё уточняли, как же так — фото? — она уверяла, что да, единственный прижизненный снимок Христа.
Лёжа ночами теперь и обдумывая своё будущее, я с трудом представляла себя в подобном обществе. Раньше у меня был другой характер, смиренный и покладистый, я бы улыбалась таким странностям и всё. Сейчас же я наверняка не выдержу и начну доказывать, какая это большая глупость, и что это нелогично, неразумно, и быть такого не может. Что же мне делать? Искать монастырь поудаленнее? Я прекрасно знала, что сначала нужно около года пробыть трудницей, потом возьмут в послушницы, а до пострига очень и очень далеко. Конечно, с отцом-священником это исправить довольно просто, могут сократить сроки «практики», поставят зачет автоматом. Но всё равно каждый монастырь требует справку о состоянии здоровья, а для этого нужно пройти медосмотр…
А мои приступы дурноты по утрам повторились ещё дважды. Наступил май, близился День Победы, и моего окончательного поражения. Никаких месячных не пришло, мне всё стало ясно — куда яснее? — но из природного упрямства я всё равно поехала в женскую консультацию, мечтая услышать: «Попейте успокоительное, и всё пройдёт, это у вас от нервов». Вместо чего-то подобного я покинула больницу со справкой «беременна», срок около трёх с лишним недель. Прекрасно, лучше не бывает! Даша, ты молодец, добилась всего в жизни: проебала девственность, любимого, счастье, мужа-миллионера, возможность уйти в монахини и молодость. Потому что материнство — это конец жизни для себя и начало жизни ради другой жизни. Я не представляла, как сообщу обо всём родителям. Они потребуют Сынри обратно, а я и признаться-то не решусь, что это не от него. Хотя папа догадается, я думаю. Мы с ним решили, что тот наш первый после воссоединения разговор был исповедью, тайны которой нельзя разглашать. Я купилась на это, запоздало поняв, что назвав это исповедью, папа принял все мои грехи на себя. Взявшись спорить, чтобы вернул мне мои грехи обратно, я его довела до колик от смеха. С кем поделиться? Как облегчить душу?
Вернувшись из Томска со справкой, я сидела на платформе, приехав в Петухово на электричке. Народ разошёлся, а я всё не решалась идти домой. Достав мобильный телефон, на счёт которого положила побольше денег, я вертела в руках визитку Сынхёна. Я не должна этого делать. Зачем мне это? Зачем ему это? Даша, убери, убери его номер! Вместо этого большой палец перенёс цифры с бумажки на экран. Дура, хоть вызов не нажимай! «Нажать». Сделано. Дура. Чего ты хочешь, Даша? Ты беременная или блондинка в климаксе? С сопутствующими симптомами постменструального синдрома, которого у меня не может быть ещё месяцев девять.
— Алло? — От глухого и басистого «ёбосэё»[29] я почти вздрогнула, но сразу же ощутила радость.
— Привет, это Даша, — представилась я.
— Даша? — оживился голос. — Даша, как ты?
— Я… нормально. В общем, я в России, мы с Сынри расстались…
— Ты со своего номера звонишь? — спросил меня торопливо Сынхён.
— Да, я… — Раздались гудки сброшенного звонка.
Я ошалело уставилась на экран. Это что такое? Если я больше не жена олигарха, то со мной и разговаривать не о чем? Телефон запиликал, показывая, что Сынхён звонит мне сам. Я скорее подняла:
— Алло?! — Пока я не знаю номера твоей кредитной карты и не могу оплачивать твои счета, позволь не дать тебе разориться на международных беседах.