Немного отдышавшись, я прислушался, и мне показалось, что из глубин пещеры доносится чье-то тихое дыхание. Я решил, что от страха разыгралось воображение, и направился к столу, надеясь оттуда увидеть побольше. Шероховатая столешница по краям была сильно изрезана неоднократно используемым острым инструментом, видимо, здесь резали хлеб или мясо. Ничего нового я не разглядел, поскольку света не хватало, а развести огонь не посмел, боясь, что дым привлечет внимание. Я также чувствовал странный запах гниения, несильный, но навязчивый, приторно сладкий и прогорклый одновременно. Так воняет в горной глуши вздувшаяся козлиная туша. Постепенно глаза мои привыкли к темноте, но я понял, что при освещении лишь через дымовое отверстие мне придется вести поиски на ощупь. Зрение тут не помощник. Неприятная мысль. Я не сомневался в том, что, ощупывая логово столь отвратительного человека, непременно наткнусь на нечто ужасное, может, даже на самого затаившегося хозяина. Однако отступать было не в моем характере: даже в детстве, решившись на что-то, я никогда не останавливался, пока не достигал цели. Я кое-как обогнул стол, развел руки и направился прочь от стола и лежанки, отыскивая стену. Я справедливо рассудил, что вино — если оно там есть — должно храниться недалеко от стола.
Стена, сухая и шершавая, оставила пыльный след на моих пальцах, будто побеленная, что, учитывая мрак, совершенно невозможно. Без сомнения, скалу покрывал какой-то осадок, ибо там, где пещера когда-то была сырой, а позже высохла, на стенах часто встречается такой шероховатый слой. Я оглянулся и успокоился, увидев свет, скользящий из дымового отверстия. С этого расстояния свет был более отчетливым, и я понял, что, как бы далеко ни отошел, смогу найти обратный путь. Пробираясь вдоль стены, я наткнулся на сундук, полный одежды, и несколько полок с глиняными горшками, только их содержимое никоим образом не походило на вино.
За полками пол пещеры отлого шел вниз, совсем чуть-чуть, но все мои чувства были обострены, и я скорее ощутил, чем заметил, что стены начинают смыкаться. Держась одной рукой за стену, вдоль которой шел, я вытянул другую в сторону противоположной стены. Я продвигался вперед, как начинающий акробат, осторожно балансируя между стенами и перед каждым шагом ногами, как щупальцами, проверяя, нет ли впереди препятствий. Это довольно обычный способ продвижения в жизни, милорды: держать одну руку на знакомом, а второй изучать противоположную сторону.
В одном месте моя ладонь скользнула по чему-то свисавшему с потолка, длинному и мягкому, как тонкая козлиная шерсть. Я отпрянул с отвращением и только потом понял, что, скорее всего, это паутина. В свете, падающем из дымового отверстия, мое предположение подтвердилось. Я уже здорово углубился в пещеру, может, на сорок шагов взрослого. Неудивительно, что Фактор, так же мало внимания уделявший чистоте, как и любой другой житель aldea, не стряхнул паутину столь далеко от своего лежбища.
По логике вещей, мне следовало тогда же повернуть обратно. Вино не могло храниться в этом углу подземелья, скорее уж ближе к входу и столу. Но почему-то поиск противоположной стены стал притягательным сам по себе, и я решил пройти еще немного.
Чем дальше я забирался в пещеру, тем сильнее становился запах, и я начал сожалеть, что не повернул назад. Однако я отчаянно хотел найти противоположную стену, будто каким-то образом мои поиски вина, на которое мне, честно говоря, уже было наплевать, оказались бы несовершенными, если бы я не коснулся противоположной стены пещеры. К тому же у меня осталось бы мучительное ощущение, будто я не сделал все от меня зависящее.
И тут моя нога, осторожно выискивающая препятствие, встретилась не с твердым каменным полом пещеры, а с чем-то круглым и подвижным, что покатилось, чуть не опрокинув меня, и отскочило с грохотом. Оправившись от шока, я понял, что споткнулся о кучу дров. Несомненно, Фактор хранил запас в глубине пещеры, чтобы всегда иметь сухие дрова. Я мог бы наклониться и коснуться препятствия, чтобы подтвердить свои впечатления, но я этого не сделал в тот момент… ну…