Вадим подошел к калитке, просунул руку в прямоугольное отверстие и щелкнул задвижкой. Они оказались в просторном дворике, через который от калитки к крыльцу вела расчищенная от снега дорожка. Точно такая была проложена к поленнице дров.
– По сути, это обычная деревенская изба, – шагая позади Бориса Васильевича, стал рассказывать Вадим. – Зимой, если не топить, насквозь промерзает. Поэтому пару раз в неделю либо отец, либо я сюда приезжаем…
– И зачем вам эта головная боль? – поднимаясь по скрипучим ступенькам, удивился Борис Васильевич.
– Здесь отец родился. – Влад постучал в выкрашенные голубой краской двери.
– Значит, это и есть родовое гнездо Сергея Тихоновича? – удивился Ерохин.
Но Вадим оставил вопрос без ответа. Он нахмурился и постучал сильнее:
– Неужели спит?
Поколебавшись, дернул за ручку. Двери открылись.
– Ну, елки зеленые, – шагнув в темноту коридора, усмехнулся Вадим и тут же предупредил: – Осторожно, порог…
Миновав некое подобие сеней, они оказались в горнице с низкими потолками и печкой посередине. У окна стол, рядом старенький холодильник. На окнах занавески. Из цветочных горшков торчали засохшие стебли.
– Отец! – Вадим прошел в соседнюю комнату.
Борис Васильевич закрыл двери и огляделся.
– Интересно, куда он делся? – донесся голос. – А это еще что такое… Ни…
Раздался грохот и быстрые шаги. В следующий момент Вадим появился в проходе с листком бумаги в руке. Борис Васильевич разглядел там написанный авторучкой текст и понял, что это записка. Издав нечленораздельный возглас, Вадим выскочил обратно в двери.
Теряясь в догадках, Борис Васильевич вышел следом. Во дворе Вадима уже не было. Однако он увидел открытые настежь двери в сарай и направился туда, столкнувшись с ним в дверях. Бледный, как мел, парень шел навстречу, держа в опущенной вдоль туловища руке шапку.
– Что? – одними губами спросил Ерохин.
– Папа, – Вадим показал большим пальцем себе за спину.
Немея от страха, Борис Васильевич заглянул в двери. В сарае было темно, однако он сумел разглядеть висевшего по центру Юрасова…
Все, что происходило потом, было словно во сне. Они сидели с Владом на кухне, наблюдая, как за окном стремительно темнеет. Потом появился участковый уполномоченный, в надетой поверх формы кожаной куртке. Почти сразу приехала «Скорая». После этого двор и дом стремительно заполнились самыми разными людьми. Они по очереди задавали Вадиму и Борису Васильевичу вопросы. Потом появился и Дешин. Теперь полицейский уже говорил с металлом в голосе. Первый же вопрос касался того, почему Борис Васильевич скрыл, что знал, где находится Юрасов.
– Я сам узнал, только когда приехал к нему домой, – утверждал Борис Васильевич, то и дело бросая взгляд на Вадима. Но тот словно не замечал его. Парня можно было понять, он потерял отца, мало того, в записке было ясно указано, кто виноват в его смерти. Юрасов писал, будто необдуманно пошел на похищение сына Путуляна, выполняя приказ своего начальника, и теперь, после всего, испугавшись ответственности, решил покончить с собой.
– Значит, последний раз вы видели своего отца в одиннадцать часов дня? – уточнил полицейский.
– Где-то около этого, – подтвердил сидевший напротив Вадим. – Он был очень пьян.
– Странно. – Полицейский повертел пластиковым пакетом, в котором лежала предсмертная записка.
– Я не верю этому, – сказал Вадим, отрешенно глядя перед собой.
– Понимаю, – вздохнул Дешин.
– Я не о случившемся, а о том, как она написана, – пояснил Вадим.
– Что тебя настораживает? – оживился Дешин.
– Каким-то сухим и казенным языком составлена, – объяснил парень. – Словно под диктовку.
– Так оно и есть! – Ерохин в очередной раз вскочил с табурета.
– Сядьте! – махнул рукой Дешин.
Борис Васильевич подчинился:
– Теперь меня арестуют?
Некоторое время Дешин смотрел на него своими неопределенного цвета глазами так, словно не понял вопроса. Потом покачал головой:
– Пока нет.
– Хорошенькое дельце! – вскипел Вадим. – У меня отец из-за этого козла в петлю залез, а он на свободе будет гулять?
– Попрошу вас успокоиться, – строго потребовал Дешин. – Если понадобится, мы задержим Бориса Васильевича. А пока я не вижу в этом необходимости.
– Был бы на его месте кто-то другой, так вы бы ему уже и почки отбили! – продолжал злиться парень. – Герой Соцтруда!
Борис Васильевич не верил своим ушам. Вадим до приезда полиции ни словом не усомнился в его невиновности. А сейчас словно прорвало.
– Я вас прекрасно понимаю, – заговорил Дешин. – Но основываться только на эмоциях не стоит.
– Какие эмоции?! – Вадим схватился за голову и зарычал: – Папа же все написал!
– Не факт, что он сделал это по своей воле, – осадил его Дешин.
– Что вы имеете в виду? – Вадим уронил на колени руки.
– Вы сами утверждали, будто отец еще утром не мог даже говорить, – напомнил ему Дешин. – А спустя несколько часов он вдруг пишет объемную прощальную записку…
– Он редко пил, поэтому быстро трезвел, – привел свой аргумент Вадим.
– Хорошо, я, возможно, поступлю неправильно, но все-таки открою вам еще один секрет. – Дешин многозначительно посмотрел на Бориса Васильевича, потом перевел взгляд на Вадима: – Высоты опрокинутой табуретки недостаточно, чтобы при росте вашего отца привязать под потолком сарая за балку веревку. Дотянуться головой до петли так же нереально…
– Вы хотите сказать, что его убили? – не поверил своим ушам Вадим.
– У-уу, порву, сука! – выл Дым.
Было заметно, боль у всех троих отступила. Теперь бандиты скулили больше от досады и обиды. Еще от страха. Наверняка отправивший их к Матвею человек не простит такого прокола.
– С-сс! – втянул в себя воздух рыжий, пытаясь зажимать сразу две раны, на руке и бедре. Туркмен продолжал лежать без движений.
Гиббон набирал номер оставшегося внизу подельника. Он стоял дальше всех и почти не пострадал. Выпущенная из «Осы» пуля попала в грудь. Одетый в ватную куртку, он больше пострадал при падении. Рухнув от неожиданности на спину, громила расшиб затылок.
– Шик, это я, – осипшим от боли голосом выдохнул, наконец, он в трубку. – У нас проблемы, надо бабу вернуть… Какую?! – взревел он после небольшой паузы и сморщился. – Жену этого… Да… Как! Веди наверх!
– Дай трубку. – Краем глаза следя за находившимися в спальне бандитами, Матвей протянул руку.
– Сам объясняйся, – бросил Гиббон и отдал телефон.
– С кем я говорю? – спросил Матвей.
– Короче, ты попал, парень! – раздался вопль. – Отпусти пацанов по-хорошему…
– Ты, наверное, не понял. – Матвей выпрямился. – Это теперь я буду диктовать условия. Значит, слушай сюда…
– Ты…
– Еще слово, и я отправлю к тебе первым Гиббона через окно, – предостерег Шика Матвей, пытаясь по голосу определить, как он может выглядеть. – Слушай и запоминай. Сейчас я отпущу троих твоих дружков. У меня останется Туркмен. Его верну, как только увижу Марту.
– Где гарантии, что не обманешь?
– Ты идиот?
– Хорошо, – после небольшой паузы согласился бандит.
Матвей убрал трубку в карман и посмотрел на Гиббона:
– Бери двоих своих уродов и вниз. Только не вздумайте шутить!
– Ты смотри, если чего задумал, – поднимаясь с полу, зашипел Гиббон, – из-под земли достанем.
– Верю, – кивнул Матвей. Он догадался, что бандитов смутил неравнозначный обмен. Троих он уже отпускал, еще не получив Марту.
– Если ваш друг не выполнит обещания, я найду способ заставить говорить Туркмена и, поверь, всех достану, – объяснил он свое решение.
– А если ты обманешь? – прищурился Гиббон. – Баба к тебе вернется, но Туркмена ты не отпустишь?
– Поэтому и отпускаю сразу трех! – привел свой аргумент Матвей.
Хотя на самом деле он опасался иного. К моменту возвращения Марты эта троица окончательно оклемается и может попытаться взять реванш.
Корчась и бросая в сторону Матвея злые взгляды, бандиты потянулись к входу. Дымов при каждом шаге вскрикивал.