— Мне бы поесть чаво? — попросила я тоном утопающего, хватающегося за последнюю надежду.
Наверно, если бы перед служанкой предстал осел с рогами, она бы не так удивилась, как моим словам.
— Кушать изволите… Ах! — и тут она как всплеснет руками, как заголосит, будто соседка моя, Вера Никифоровна, большая любительница бразильских сериалов. Как-то раз случилось, что свет погас перед показом очередной мыльной оперы, так после ее завываний у местных котов комплекс неполноценности развился.
— Принцесса Мануэлания желает откушать! Подать немедленно завтрак Ее Высочеству!
Что тут началось! Двери в спешке распахнулись, и внутрь вплыли по одному слуги в белых ливреях, с ловкостью акробатов неся каждый по золоченому блюду с едой. От горячих закусок вверх поднимался пар, а комната скоро наполнилась великолепными ароматами. Слуги выстроились в ряд передо мной как… как лист перед травой.
Тьфу! Нелепое сравнение. Всегда недоумевала, что это за лист такой, что в сказке перед травой выстраивается. Но не будем портить волшебную историю, чем же тогда объяснить то, что вышколенные слуги, все красавцы удалые, великаны молодые, все равны как на подбор, с ними дядька — Черномор.
Вон тот! Мужичек суровый в пышных одеждах, что как раз после молодчиков появился, подошел к постели, а взгляд такой властный и одновременно взволнованный. Явно тут всем заправляет.
— Мануэлания, дочь моя! — вкладывая в голос вселенскую скорбь, произнес он, словно герой любимого сериала той самой Веры Никифоровны.
— Папа?! — ошарашено промолвила я.
Да тут уже совсем другая сказка намечается…
— Ты так огорчила меня своим поведением, — начал выговаривать король. — Разве можно было так истязать молодое тело и отказываться от еды?
Я ошиблась маленько. Это не пышные одежды на царственной особе, это он сам такой от любви к съестному.
— И я все же рад, что ты одумалась. Что скажут женихи заморские, когда увидят перед собой высушенную, словно вобла, девицу, а не пышущую здоровьем принцессу с румянцем во всю щеку?
Тут я согласилась. Ту себя, которую я недавно увидела в зеркале, можно было обнять и плакать от жалости. Худющая, бледная, с огромными синими глазищами. Ни один внук от меня не уезжал голодным! Мне бы такую на месяц — быстро бы в норму привела. У моей коровки молочко жирное, а блинчики я такие вкусные пеку да к столу подаю с маслицем и вареньем малиновым…
Чувствую, слюни так и текут. У-у-у… изверги, сколько же голодом можно морить-то? Я с жадностью набросилась на принесенную еду, а батюшка даже прослезился от счастья.
— Кушай, мое золотце, кушай и больше не расстраивай своего отца.
«Так, о чем это мой новоявленный папаня говорил недавно, о женихах что ли?» — подумала я, как только немного насытилась. Помолодела, а мозги все те же, плохо соображают. Стоило подкрепиться, так сразу включились. «Это меня замуж выдать хотят? Без моего согласия?» — дошло тут до меня. Не пойду! При живом-то муже, тудыть твою растудыть!
Очевидно, и девица была такого мнения, раз на голодовку села.
Нет, с такой забастовкой я долго не продержусь, на третьи сутки за котлету отдамся, прости меня Гаврюша! Тут нужно покумекать, потянуть время маленько, авось женихи и сами разбегутся. А уж мы-то постараемся, чтобы так и случилось.
С тех пор стала я жить во дворце да в Тридевятом Царстве припеваючи, в полном довольстве, как у Бога за пазухой. Батюшка нарадоваться не мог изменению в характере своей дочурки, то есть — в моем характере. Ни с того ни сего принцесса из ледышки превратилась в заботливую, веселую хохотушку. От прислуги слыхала: она нелюдимой росла, слова не вытянуть. А с моим немалым жизненным опытом я быстро нашла подход к королю. Ласковых деток-то всегда больше любят и примечают.
Вот и я не стала перечить отцу, замуж так замуж, а сама обстановку аккуратно прощупываю. Недаром годы мои молодые в партизанском отряде прошли, когда с немцами-то воевали. Через неделю, когда женихи должны были пожаловать на смотрины, батюшка и сам не рад был. Это как же дитя единственное и любимое увезут в страну далекую, кто ж его в старости-то порадует, кто словом добрым да взглядом ласковым утешит? Но поздно было уже, слово королевское назад не воротишь.
— Ты уж, дочка, присмотрись хорошенько, — невольно вздохнул глава государства за завтраком, когда речь зашла о женихах. — Я тебя не тороплю. Подумай.
— Как скажете, батюшка, — ласково соглашалась я, а сама уже смотрю, как бы быстрее в сад улизнуть.