– Это тебе, – протянул букет и чуть не погиб от того, как благодарно и счастливо сверкнул ее взгляд нежный.
– Спасибо… Митя, спасибо тебе за все! Ты такой… такой… Я очень люблю тебя! – Поцелуй был теплым, крепким и таким, что запомниться мог надолго.
Они и запомнили его. Оба. И еще то, как долго той ночью бродили по Москве. Чуткий Митька знал наверняка, что обязан увести Юльку из дома, не смотря на все события, которые могли подкосить его девочку сердечную. Болтал обо всем на свете, и Юля ответила ему тем же, забыв с ним о дурном, грязном и гадком. Смеялась его простым шуткам и с удовольствием угощалась вместе с ним поздним ужином в какой-то кафешке в одном из скверов Москвы. Первое свидание? Ага. Так оно и вышло. И поцелуи, и слова горячие, и шепот нежный.
Апрельская ночь, теплая, тихая, стала для них вехой, началом новой, счастливой жизни.
Эпилог
– Дора, клянусь, если помнешь мне платье, я тебя обрею на лысо, пока спать будешь! – шипела Фирочка, сидя в машине, которая направлялась в ЗАГС.
– Тьфу, кому нужно разглядывать твое платье? Ты что, невеста?
– Серьезно?! А кто сегодня все бусы перемерил? Не ты? Сверкаешь, как ёлка новогодняя. Срам!
– Девочки, не ссорьтесь, – Ирина Леонидовна сияя легендарным рубиновым браслетом, сидела на переднем сидении роскошной черной машины премиум-класса. – Вы еще не выпили, а уже дебоширить начали. Намечается классическая свадьба с дракой?
– Ирка, вот откуда ты такая язва, а? Морозно сегодня. И почему они свадьбу летом не устроили? Чего ждали так долго? – Дору интересовал этот вопрос, впрочем, она кое-что понимала, но привыкла получать ответы вслух и от других.
– Так нужно было им обоим, Дора. Любовь не штамп в паспорте. А свадьба? Считай, что они приняли взвешенное решение, обсудили все и оба хорошенько подумали.
К ЗАГСУ подъехали вовремя, заметив уже и нарядных соседей своих, и Митьку, тоже нарядного, по причине понятной нам всем. Гостей было немного, но все знали уже друг друга. Вон Яков Моисеевич что-то обсуждает с солидным Кудрявцевым и его супругой, тоже солидной. Красавчик Илья Сомов фотографирует симпатичную Верочку Стиржак и миловидную Светочку Заварзину. Артемий в белоснежной сорочке и при галстуке держит в руках два больших букета, вероятно, Светин и Верин. Женька и Дава подскочили к машине трех цветущих бабулек и принялись помогать им выйти.
А вот и машина с невестой. Все замерли и принялись ждать того главного выхода. А особенно Митька! Смотрел во все глаза на невесту свою и не смог, ярославская напасть, скрыть своего восхищения.
Юлька в простом белом платье с изящной, высокой прической и в белой шубке, смотрелась натурально, невестой! Что красит невесту в первую очередь? Ну, уж точно не фата до пяток. И не вырез до пупа. И не шлейф длинной с анаконду. Счастливая мордашка! Вот, что украшает всех невест Мира. А уж счастья на личике Юльки не заметил бы только слепой. Сияла она, москвичка наша, всем на удивленье! Правда, смотрела только на Митьку. Тот и шагнул к ней и обнял. И целовать начал, не слушая потешных криков и возмущения на тему – рановато!
Так и ввалились всей московско-ярославской толпой во Дворец Бракосочетания и там уж и совершили обряд, возглавляемый дородной классической дамой в платье цвета свежей сирени и с полуметровой прической на голове. Потом веселье, шампанское и далее по плану. И все это легко, весело! Свежий морозец, белый снежок и солнышко предновогоднее. А дальше и «Ярославец» гостеприимный с горячими закусками и горячительными напитками.
Ну, что сказать… Бабульки пустились в пляс, удивив вполне скоординированными своими па. Илька Сомов, приняв на грудь не так уж и много, все время таращился на Ирину Леонидовну, говоря одно и то же.
– Какая женщина! Ну, надо же…
Яша Гойцман повел в танце Джеки, и исполнили оба эдакое легкое танго, чем и вдохновили остальных на танцы и песни. Верочка спела старый романс «Белая ночь» да так замечательно, что ее дважды вызывали на «Бис!». Женя танцевал со Светочкой, чем слегка нервировал Артёма, но все окончилось, Слава Богу, пристойно!
А Дава… Вот тут некая странность, впрочем, к радости, а не к печали. Черноглазый вечно печальный Гойцман-сын, стал чаще поглядывать на Веру. То ли романс поразил его, то ли сама казачка… А может, все вместе. Однако, замечено было, что Гойцман и Стрижак засели с краю стола и долго говорили, потом Верочка, вскочила, уперев руки в бока и ругалась на Давида, а тот, поднялся вслед за ней, смешно хлопая черными иудейскими ресницами… Потом снял очки и долго на нее смотрел. Всем было любопытно, о чем они там ругались, но коллективной чуйкой поняли, что мешать не стоит.