Город Сиань — со своей древней стеной, тройными массивными воротами, громадными угловыми и надвратными башнями производил большое впечатление на европейцев. Как и в Ганьсу, ближайшими советниками местного вице-короля Шеня были бельгийцы, так здесь губернатор Нгэцшу, воспитанник старой школы и маньчжур по происхождению, своими советниками сделал японцев.
В четверг 30 апреля экспедиция Маннергейма выступила из города Сиань в дальнейший путь, который пролегал через город Линьтунь с могилой Цзинчжоханя — строителя Великой Китайской стены. Густав писал об этих краях: «К югу от дороги тянется, под различными названиями, декоративная высокая горная цепь… С северной стороны, на некотором расстоянии течет река Вэйхэ. Южный берег ее гораздо богаче деревьями и незначительно подымается над северным. Большие деревни раскинуты на близком расстоянии друг от друга. Нежные краски маковых посевов и чудные поля этой богатейшей долины уже тысячи лет кормят многочисленное население, ласкают глаз проезжего».
Подойдя к городу Тунгуан на реке Хуанхэ, Густав отправил свое экспедиционное снаряжение под наблюдением казака Луканина и одного из китайцев по большому тракту в город Тайюань, а сам, в сопровождении трех китайцев, направился к городу Хэнаньфу, бывшей столице китайской империи во время династии Чжоу.
Наконец, в среду 18 мая, Маннергейм подошел к станции Чжэнчжоу. Вид железной дороги привел барона в неописуемое состояние, и он «с большим восторгом стал прислушиваться к раздавшемуся вдалеке свистку локомотива, чем когда-либо прежде к самой тонкой оперной музыке». На следующий день Густав «с большим удовольствием опустился на мягкий диван вагона первого класса, в котором помчался в город Кайфынь».
Здесь Маннергейм задержался на пять дней. «Одной из причин этого, — писал Густав, — стала некоторая подозрительность китайских властей, которую они начали проявлять, начиная от города Сианьфу, и затруднения, которые делали мне при малейшем уклонении в сторону от маршрута, намеченного, в крупных чертах, в моем паспорте».
Маннергейм в субботу 23 мая 1908 года по железной дороге выехал до станции Шицзячжуань, до которой поезд шел полтора дня, останавливаясь на ночь, затем тянулся неполных 300 километров до станции Тайюань.
Город Тайюань, построенный около небольшого притока реки Фыньхэ, живописно расположился в окружении красивых гор, некоторые из которых, если поверить китайским летописцам, «достигают облаков».
Здесь препоны, чинимые Маннергейму китайцами, приняли более настойчивый характер. Маннергейм писал, что ему вместе с другими запретами было отказано в выдаче паспорта, чтобы отвратить его от поездки к далай-ламе и к северному изгибу Желтой реки.
Густав, по совету английского врача, отправил в Пекин сильно ослабленного во время продолжительного путешествия казака Луканина и, продав часть своего снаряжения, 8 июня выехал из Тайюаня на север.
Несмотря на все эти трудности, настойчивый в поставленной цели Маннергейм, после двух коротких переходов по горам и каменистому дну небольших рек, дошел до святыни монголов — монастыря Утайшань.
Барон так описывает эту поездку: «Монастырь живописно расположен на небольшом холме, окруженном горами. Группа кумирен, золоченых каланчей и белых „субурган“ — башень, представляла чудную картину со своими золотисто-желтыми и бирюзовыми черепичными крышами, которые сверкали на солнце, среди окружающей зелени».
Далее Густав писал: «В течение зимы 1907–1908 года Далай-лама, по приглашению Пекинского двора, переехал из знаменитого монастыря Гумбум под городом Синин в Утайшань. Мое пребывание там совпало с самой сильной летней жарой, во время которой путешествие по Монголии, особенно на верблюдах, затруднительно… Высказанная Далай-ламой мне лично радость по поводу приезда в Утайшань партии тибетцев, всего человек 100, также косвенно подтвердила слух о том, что наплыв паломников в Утайшань становился меньше… Далай-лама занимал довольно обширную, но сильно запущенную кумирню, живописно расположенную, выше других, на самой вершине холма, по склонам которого раскинут монастырь.
Обстановка, в которой он жил, отличалась большой простотой; здание, занимаемое им, с небольшим двором, охранялось двумя парами парных часовых из угрюмо выглядывающих вооруженных тибетцев. Свита же его с прислугой помещалась в маленьких и грязных конурах, запущенных наружных домов». Среди свиты далай-ламы был и японец, но во время приезда Густава он находился в Пекине.