— Ваше высокопревосходительство, — обратился он к командующему, — разрешите расширить позиции полков моей дивизии. Это позволит более прочно удерживать их. Нам необходим второй мост для связи с правым берегом Днестра. Пришлите мне несколько артиллерийских батарей, да от полка пехоты я бы не отказался.
— Вы, барон, что-то очень много хотите. Я вам помогу с артиллерией, но большего не просите. Вы ведь знаете положение нашего фронта. С позициями разбирайтесь сами.
Вскоре незадачливые генералы уехали, забыв свои обещания.
Правда, около часа ночи 14 марта в Залещики пришла Отдельная гвардейская кавалерийская бригада, которой раньше командовал Маннергейм, но, три часа простояв в северной части поселка, ушла обратно. Зачем ее присылали — осталось тайной штаба армии.
Возвращаясь на свой командный пункт, генерал-майор Маннергейм решил побывать на позициях 1-й бригады.
Быстро миновав тихие улицы поселка и оставив лошадей под прикрытием каменного дома на улице Собецкого, генерал с группой офицеров поодиночке осторожно перешли мост. Затем, под прикрытием высокого берега, направились к деревне Крещатик.
Вскоре показалась полуразрушенная, но еще живая, крепко державшаяся своими массивными башнями и мощными ногами контрфорсов за скалистый берег Иоанно-Богословская церковь, воздвигнутая в 1765 году. Под ее крепкими арочными проходами и террасой шел путь к позициям 1-й бригады.
Генерал Маннергейм с сожалением смотрел на то, что сделала беспощадная война с этим старинным, чарующим своей романтичностью уголком северной Буковины.
Здесь было относительно спокойно, так как враг в это время «обрабатывал» снарядами позиции 2-й бригады.
Маннергейм обошел все окопы, которые ему не понравились, так как солдаты и офицеры хорошо укрыли себя от снарядов, но не от холода, о чем красноречиво говорил громкий кашель, раздававшийся отовсюду.
Лежать в окопах и землянках было невозможно, надо было вылезать под пули неприятеля и согреваться бегом. Сначала пытались мастерить печи, но командиры полков запретили, опасаясь прицельного артиллерийского огня врага. Обходились небольшими кострами на склонах берега Днестра, где также грели воду.
В окопах и землянках для Маннергейма было много незнакомых лиц, особенно среди нового пополнения. Командир четвертого уланского эскадрона, высокий и статный ротмистр, представил генералу унтер-офицера Семена Дронова — георгиевского кавалера, героя боев в Галиции. Этот человек с крупными чертами лица и широким ртом настороженно воспринял вопрос Маннергейма:
— Что, Дронов, приуныл, небось от жены писем нет?
— Так точно, ваше превосходительство, давно что-то не пишет.
— Ох, Дронов, знаешь, какая у нас на войне почта — я и сам давно жду писем от родных. Потерпи, письмо обязательно придет.
— Что, герой, вздрагиваешь, небось австрийца боишься? — обратился Маннергейм к молодому солдату, недавно прибывшему в полк.
— А что его бояться, ваше превосходительство? — тихо ответил юноша.
Побывал генерал и на перевязочном пункте. Из-за сильного артиллерийского огня противника и его непрерывных атак на стыке бригад дивизии Маннергейм решил остаться на командном пункте 1-й бригады.
Около восьми часов вечера начальник штаба по телефону доложил генералу, что в Залещики вошла 37-я пехотная дивизия. Ее командир передал приказ начальника штаба армии о том, что пехота будет сменять 12-ю кавалерийскую дивизию, которая отводится в район Дзявиняч — Бедриковцы.
Всю ночь с 14 на 15 марта шла передача позиций пехотной дивизии и переход полков Маннергейма через Залещики в район сосредоточения.
Наконец-то дивизия получила непродолжительный отдых, который, однако, был самым бесцеремонным образом нарушен шумом авиационного мотора. Вражеский аэроплан, как ястреб, кружился над Бедриковцами. От него отделились несколько точек и быстро понеслись к земле.
— Бомбы! — раздались крики.
Солдаты начали стрелять из карабинов. Пилот невозмутимо посылал на землю свои «подарки». Бомбы падали у домов, где стоял полевой лазарет дивизии. Санитары, бросив раненых, разбежались кто куда. Только врачи продолжали свою работу, несмотря на царивший кругом шум.
Барон подошел к медицинской сестре, одиноко стоявшей у санитарной повозки.
— Что, вы, сестра, бомб не боитесь?
— Конечно, боюсь, только от них все равно никуда не спрячешься.
Тем временем незваный «гость» улетел, не причинив серьезного вреда полкам дивизии. Все понемногу стали выползать из своих убежищ. Увидев генерала, санитар, сидевший под телегой, стал рассказывать, как он наводил порядок, а офицер, стрелявший по аэроплану из револьвера, утверждал, что он вместе с уланами вел залповый огонь по летающему объекту. Каждый рассказывал не то, что было на самом деле.