меня побольше фломастеров. Я пошел за портфелем и дал деду то, что он просил. Так же загадочно дедуля подмигнул мне и вышел за дверь, ничего не объясняя.
По-прежнему сидя на диване, я умирал от любопытства. Больше выдержать я не мог,
встал и также тихо, как дедуля, незаметно выскользнул за дверь. Увидев то, что увидел, я не мог поверить своим глазам. С тобой произошло бы то же самое. Мой дедуля рисовал фломастерами еще три полосы с третьего до четвертого этажа. Я очень быстро подкрался к нему и прошептал:
- Дедуля.
- Черт возьми, Манолито, ты меня напугал, я чуть не умер, – признался дедуля. Мы тихо
перешептывались, так же, как шепчемся, лежа в кровати.
- Дедуля, что ты делаешь?
- Я собираюсь нарисовать полоски до четвертого этажа. Так никто не сможет обвинить в
этом тебя. С тем же успехом они могут обвинять и тех, кто живет на четвертом этаже. Сколько бы тебя ни обвиняли, ты упорно все отрицай. А теперь ступай домой.
Суперпростатик снова принялся действовать. Я вошел в квартиру, но где-то минут через
пять мы услышали вопли, доносившиеся с лестничной клетки. Мама, Дуралей и я вышли на лестницу. Со второго этажа поднялась Луиса, и кто-то, кого я не знаю, как зовут, спустился с пятого.
- Да что же это такое? Я открываю дверь, и что я вижу? Дон Николас фломастерами
рисует полоски рядом с моей дверью. Разве я могу это терпеть? Конечно же, нет! И как только вы могли до этого дойти?!
Тут до соседей стало доходить, что известные тебе полосы тянулись по всей лестнице.
Мама молчала, а когда моя мама молчит, это значит, что Земля перестала вращаться вокруг Солнца, это доказано. Слово взяла Луиса:
- Дон Николас, это позволительно ребенку, такому, как Манолито, но, предосудительно
заниматься этим такому пожилому человеку, как Вы.
Думаю, это был удобный для меня случай сказать, что это сделал я, но дедуля меня
опередил:
- Дамы и господа, – произнес дедуля голосом умирающего. Так говорят актеры в фильмах,
когда умирают. – Думаю, я вот-вот потеряю сознание, у меня кружится голова.
Мама подхватила деда под руки, и они вдвоем вошли в квартиру. Соседи молчали, не
зная, что сказать друг другу. Луиса, которой всегда нужно было растопить лед в отношениях, тут же поставила диагноз:
- Это от недостатка кровоснабжения мозга. Мой дед тоже начал делать глупости от
недостатка кровоснабжения, а через три с половиной месяца помер.
Теперь зарыдал я. Луиса обняла меня и прижала к себе, вытирая мне слезы руками. Ее
руки пахли чесноком. В доме Луисы всё едят с чесноком, вплоть до десерта. Я видел это своими собственными очками.
Тот, с четвертого этажа не знал, куда ему деться, потому что теперь все считали, что
плохо кричать на деда с недостаточным кровоснабжением.
Из квартиры вышла мама, высвободила меня из рук Луисы и обняла. Руки моей мамы
пахли средством “Прил-лимон”, которое используется у нас дома для посудомоечной машины.
- Я не хотела, чтобы кто-нибудь это знал, – сказала мама, – но… у моего отца старческое
слабоумие, поэтому он и разрисовал лестницу, потеряв голову. Мы заплатим, сколько нужно.
- Никоим образом, – сказала Луиса, – в конце концов, эти полосы никому не мешают.
Нужно быть милосердными по отношению к несчастным старичкам, которые скоро покинут нашу планету Земля.
У меня появились чертики в глазах – узнать, что твой дед – сумасшедший старик,
которому жить-то осталось всего три с половиной месяца – это слишком жестоко для такого внука, как я.
Все попрощались с нами довольно уныло, выразив нам соболезнования. Тот, с четвертого
этажа, сразу превратился в убийцу стариков и ушел к себе в квартиру, а мы вернулись к себе.
Я стоял в уголке и смотрел, что делал дедуля. Он спокойно размачивал черствый пончик в стакане с молоком.
Ему всегда нравилось все черствое, ну, хлеб там или булки, чтобы размачивать их в
молоке с сахаром. Он называет это “забавной похлебкой”. Мой бедненький дедуля вдруг показался мне таким странным: он был не совсем нормальным, потому что всегда предпочитал черствые булки, позавчерашний хлеб и всегда искал в холодильнике остатки вчерашней еды. Мама всегда говорит: “В моем доме никогда не выбрасывают еду в мусорное ведро, дед берет это на себя. Его можно использовать в качестве помойки”.
Мне очень-очень жаль, что дедуля сумасшедший, правда. Мне жалко и страшно – а вдруг
он нападет на меня вечером, в сумерках? Наступил вечер, а потом и ночь. Все так нелегко, когда ты должен ложиться спать с сумасшедшим дедом, но для всех это не имело никакого значения. Отец, как всегда, ворчал из-за ужина:
- Опять свекольная ботва, опять подножный корм. Каталина, ты хочешь меня убить? Ну,
надоело же!
Дуралей, как всегда, смеялся над глупостями деда, не понимая, что это были не простые
дурачества, а помешательство из-за недостаточного кровоснабжения мозга. Когда мама мыла мне ноги перед тем, как уложить спать, я спросил ее, могу ли я спать с Дуралеем.
- Сынок, какая муха тебя укусила? Ты никогда не хотел ложиться с ним. Нам пришлось
остеклить балкон, чтобы вы с дедом могли находиться там, а теперь ты говоришь мне, что хочешь спать с братом. Ты рехнулся.
- А безумие передается по наследству?
- А ты считаешь меня сумасшедшей?
- Не тебя, я сказал про деда.
- Ах, вот оно что, – сказала мама, загадочно смеясь. Ее смех звучал, как колокольчик.
Вот и наступил момент истины. Мы с дедулей закрылись в комнате, как закрывались
всегда по вечерам с включенным радио.
- Манолито, паренек, иди-ка сюда, погрей мне ноги, – позвал меня дедуля и дал двадцать
пять песет для моей свиньи, как и всегда. Я лег в его кровать. Вот ты был бы таким храбрым, чтобы отказать сумасшедшему с недостатком кровоснабжения? Когда ноги деда согрелись, он вздохнул и сказал то же, что и всегда перед сном:
- Какое облегчение, совсем другое дело.
Но, сегодня дедуля продолжил разговор:
- Сначала меня чуть не хватил удар, когда мужик с четвертого этажа открыл дверь и
застукал, как я разрисовываю полосы на стенах его лестничной площадки, а потом меня осенило, и я сказал, что у меня кружится голова, а уже потом сказал твоей матери о старческом слабоумии. Но ты же не скажешь, что мы все поступили плохо, Манолито?
Значит, мама соврала, дедуля прикинулся сумасшедшим, соседи проглотили эту сказку, а
я… я тоже поверил. Бывали случаи, когда я был глупее, чем казалось на первый взгляд.
- Так значит, ты не сумасшедший, и не умрешь через три с половиной месяца?
- Конечно, нет. Я измызгался, но мозг у меня чист, как у младенца.
Вот это денек выдался. Запас моих слез иссяк, и я надеялся, что завтра не произойдет
ничего плохого, и мне не доведется совершить никакого преступления. Но, одно мне было ясно – иногда я не понимал, почему я делал какие-то вещи.
- Дедуля, – спросил я, – я не понимаю, зачем я это сделал? Ну, разрисовал стены лестницы
фломастерами.
Тогда дедуля мне ответил, что человек не всегда понимает, зачем он делает то, или
другое. А еще сказал, что с тех пор, как существуют фломастеры, во всем мире многие дети разрисовывали стены, и никто из них не знал, зачем.
- А когда фломастеров не было, дедуля? – задал я следующий вопрос.
- Когда не было фломастеров, на стенах рисовали карандашами, – ответил дедуля, – а до
карандашей – красками, а еще раньше тем, что под руку подвернется.
После долгих размышлений я сказал:
- Скорее всего, дети, которые рисовали животных в альтамирских пещерах, тоже
получали нагоняй.
- Скорее всего, так.
- И обрати внимание, – от возбуждения я даже привстал на кровати, – теперь люди платят,