Глава 2. Застежка Манолито
В начале сентября мама послала нас с дедом купить необходимую мне застежку для пальто. Эту застежку зубами вырвал Ушастик Лопес в прошлом году, когда я не захотел дать ему сэндвич. Он сломал себе зуб, а я остался без застежки. Мать Ушастика утешила сына, моя же отвесила мне подзатыльник, да так, что голова трещала еще где-то с полчаса. В тот день я понял, что, если ты хочешь добиться от матери сострадания и сердечности, то лучше сломать что-то себе самому, нежели порвать одежду. Порванную одежду взрослые относят к чему-то ужасному. Но, абсолютно точно, начинают гордиться переломами детей, в то время, как ты не обращаешь на это внимания:
- Мой сын вчера сломал себе ногу.
- А мой проломил себе голову, представляешь?
Матерям никогда не нравится отставать друг от друга. Поэтому с наступлением сентября мама заявила:
- Я не хочу, чтобы ты начинал учебный год в октябре без этой пуговицы. Останусь не у дел, если не пришью ее тебе.
Ох, уж это мое прошлогоднее пальто, оно будет моим и в этом году, и когда наступит следующий, и еще потом, за следующим, потому что мама говорит, что дети быстро растут, и нужно покупать им пальто навырост. Дети растут быстро, но не я. Поэтому чертово пальто будет моим до самой смерти, когда я стану дряхлым стариком. Как же я его ненавижу! И вот так, ненавидя это самое пальто, я должен буду прожить всю жизнь. Какая тоска!
Этим летом мама попросила врача прописать мне витамины. Думаю, ей совестно, что это пальто вечно мне все также велико. Вот она и дает мне витамины, чтобы хоть когда-нибудь пальто стало бы мне впору. Порой я думаю, что матушка любит пальто больше меня, ее единокровного сына. Я спросил об этом своего деда, когда мы ходили за застежкой. Дед ответил, что все матери на свете очень бережливы по отношению к пальто, шапкам, перчаткам, да и вообще к одежде, но, несмотря ни на что, они продолжают любить своих детей, ведь у матерей огромное-преогромное сердце. В моем квартале Карабанчель есть абсолютно все: тюрьма, автобусы, дети, заключенные, матери, наркоманы, булочные, но нет застежек для пальто. Так что мы с дедом Николасом садимся на метро, чтобы добраться до центра.
В метро нам с дедом сильно везет. Даже если вагоны переполнены, нас с дедулей жалеют и всегда уступают место. Дедулю жалеют, потому что он старый, да еще и с простатитом. То, что у деда простатит, конечно, незаметно, зато видно, что он старичок. А меня жалеют, скорее всего, потому, что я ношу очки, впрочем, утверждать это с полной уверенностью не могу.
Когда люди уступают нам место, мы с дедом считаем своим долгом скорчить мину несчастненьких бежняжек, потому что, если, к примеру, тебе уступают место, а ты плюхаешься на него, лопаясь от смеха, люди попросту обидятся. Короче, мы с дедом всегда вползаем в метро с видом вконец измотанных, обессилевших людей, и это всегда приносит свои плоды. Да, сам попробуй, вот только не трещи об этом на весь свет, как сорока. Новости разлетаются быстро, глядишь, и прикрылась наша лавочка.
Мама послала нас в галантерейный магазин Понтехос, что на площади Пуэрта-дель-Соль. Все мамаши на свете ходят туда покупать пуговицы, молнии и застежки.
Мы простояли перед прилавком битый час, потому что дедуля пропускал вперед всех, лезущих без очереди, дам. Он в восторге от того, что эти сеньоры просачиваются к прилавку, а если бы у них было время, то они и кофейку с ним выпили бы. Времени не оказалось ни у одной из дам, но дед говорит, что никогда не признает себя побежденным.
По прошествии часа дедовой болтовни то с одними, то с другими, я так устал, что уже не держался на ногах и уселся на прилавок. Благодаря этому продавец поспешил нас обслужить. Ему не улыбалось, чтобы я водрузил сапоги на прилавок. Когда застежка оказалась в наших руках, дед предложил:
- Ну вот, наши обязанности мы выполнили, теперь идем, прогуляемся по Гран Виа.
Я ответил:
- Конечно же, это здорово, дедуля, милый!
Вообще-то я не сказал “дедуля, милый”. Если бы я дошел до того, что сказал ему “дедуля, милый”, он отправил бы меня на “скорой”, чтобы меня лечили электрошоком.
Мы пошли к Гран Виа. И как ты думаешь, что мы увидели? Демонстрацию. В моем квартале проходят демонстрации, но не такие классные, как на Гран Виа. Дед сказал:
- Давай останемся за компанию.
Должно быть, демонстрантам эта идея показалась хорошей, потому что нас не прогнали. Дедуся попросил какого-то сеньора, чтобы он посадил меня на плечи, и я мог видеть, что происходит на митинге. Сидя верхом на дядьке, я заметил, что у него перхоть и принялся потихоньку ее вычищать. Я спросил его, почему он не купил себе шампунь, который рекламируют по телеку. Купи шампунь, и перхоть оставит тебя, а девчонка, которую ты не замечаешь, будет добиваться твоего внимания. Дядька, как будто, обиделся и спустил меня на землю, сказав:
- Уф, черт, ну и тяжелый внук.
Этот мерзкий дядька за секунду привил мне комплекс толстяка. Я и без него немножко
комплексую по любому поводу. Из-за того, что я маленького роста, из-за того, что толстый, из-за очков, из-за своей неуклюжести... Не стану продолжать, я и так костерю себя на чем свет стоит. Комплекс толстяка развился во мне с особой силой в прошлом году, но уже прошло. По правде говоря, глупо комплексовать по поводу веса, когда ты не толстый.
Дед даже ничего не узнал о дядьке с перхотью. Он начал протестовать против своей пенсии. Впрочем, дед всегда протестует, когда встречается более чем с двумя людьми. А еще он говорит, что с тех пор, как в моду вошли скороварки, он многое перестал понимать в этом обществе.
Мы шли посреди улицы, на которой не было машин. Кругом было полно полицейских, и я подумал про себя: “ух ты, как классно!” Через некоторое время демонстрация закончилась, и дед сказал мне:
- Сейчас я куплю тебе гамбургер, чтобы потом твоя мать не говорила, что я уморил тебя голодом.
Дедуля купил мне гамбургер и заказал три мороженых. Два для себя, потому что у него простатит, и одно для меня, потому что я толстячок. А я подумал: “Как кайфово! Как же я люблю этот мир, весь земной шар. Клево!”
Думаю, этот день был самым важным в моей жизни. От напавшего на меня смеха я принялся прыгать и скакать. А дед проворчал:
- Не скачи, на улице Гран Виа нельзя прыгать, потому что внизу находится метро и оно ни за что ни про что обрушится.
Я послушался деда, и прыгал только мысленно.
Мне не привыкать прыгать мысленно, потому что, если я прыгаю по-настоящему, наша соседка Луиса поднимается к нам и спрашивает: “Да что же это такое происходит? Прямо Сан-Францисское землетрясение какое-то!”.
Клянусь, что мы уже направились к дому, но тут увидели одну из тех, что ведет новости по телеку. Она сидела в кафешке и ела сэндвич с цыпленком, майонезом, салатом-латук и помидорами. Я это знаю, потому что мы с дедом разглядывали ее из-за витрины до тех пор, пока она не закончила есть.
Тетенька уже не знала, куда смотреть, и выглядела смущенной. Ей на подбородок упала капля майонеза и потекла вниз. Она торопливо стерла ее. Тетя подозвала официанта и жестом показала, чтобы он задернул занавески. Она разозлилась, потому что занавесок не было.
Я не мог уйти до тех пор, пока она не встанет. В школе говорят, что есть много ведущих
теленовостей, у которых нет ног. Вот они и стали ведущими теленовостей, ведь ноги там не так уж и нужны. Друзья никогда не простили бы меня, уйди я, не проверив этого. И чтобы проверить все это, нужно было поехать в центр, где находятся знаменитости, ведь в моем квартале Карабанчель нет ни знаменитостей, ни застежек. Вышел официант и заявил моему деду: