Мы с Дуралеем запеваем “с днем рожденья, тебя!” Такого рода песенки мы всегда поем
дуэтом, хлопая руками по столу в такт песне. Это наш стиль. А дедуля продолжает гнуть свое:
- И, кроме того, раз ты старик, люди дарят тебе только шарфы, забивая твой гардероб
шарфами доверху. Ни одного галстука, ни флакончика одеколона, ни жакета на три четверти, только шарфы.
- Ну, так скажи нам, что ты хочешь, чтобы мы тебе подарили, мама так легко не сдастся.
- Ничего! Мне нечего праздновать, у меня нет друзей и нет ни малейшего желания
отмечать восемьдесят лет. Единственное, что у меня есть, это шарфы с предыдущих дней рождения.
Сказав все это, дед направился в ванную, чтобы вставить зубы, потому что он уходил
погреться на солнышке с дедом Джихада. А мой дед не из тех, кому нравиться греться на солнышке без зубов. Он открыл дверь и ушел. Мы с Дуралеем так и поперхнулись своим “с днем рожденья тебя”.
До этого момента я не знал никого, кто не любил и не хотел отмечать день рождения.
Даже моя мама уже много лет только и хочет, чтобы ей исполнилось 37, хочет отметить это событие и за много-много дней до этого твердит об этом отцу, чтобы тот не забыл и купил ей бриллиант, норку или блендер со смертельными ножами, что, в конечном счете, он всегда ей покупал.
После того, как дед ушел, хлопнув дверью, я подумал, что мама разозлится, потому что,
если и есть что-то в жизни, что ей не нравится, так это когда ей противоречат. Так что мы с Дуралеем помалкиваем, потому что в такие моменты молчать лучше всего. Чихни ты чуть сильнее, и могут полететь пух и перья, и не только от чихания. Однако мама не рассердилась, она продолжала прибирать на столе, как ни в чем не бывало. Однажды, в прошлом году, отец сказал, что мама непредсказуема.
Непредсказуемая мама более не упоминала о дедовом дне рождения, и этот совсем
небезызвестный день Д (Д – от слова Дед) угрожающе надвигался. Накануне загадочной среды, мама позвала меня в свою комнату и закрыла дверь. Я немедленно задрожал и проблеял:
- Я не делал этого, и не со зла, это все Дуралей. Это он достал из бара печенье польворон*.
Он хотел посмотреть, как оно разлетится на мелкие кусочки, если мы швырнем его с балкона. А теперь выходит, что это я его швырнул, и это я уронил печенье Луисе на горбушку.
- Я позвала тебя не по этому поводу, Манолито.
Бывают в жизни моменты, когда я поступаю опрометчиво, прося прощения, как это было
сейчас. Впервые за всю историю моего существования меня позвали не за тем, чтобы учинить первостатейный разнос. Мама сказала мне, что кровь из носу, собирается отметить день рождения деда, несмотря ни на что.
- Но, если он не хочет…
- Хочет он или нет, неважно.
Вот она какая, моя мама! Даже Папа Римский не заставит ее изменить планы. Хотелось бы
мне, чтобы прибыл Святейшество. Я бы посмотрел, как он укажет маме, должна она отмечать день рождения или нет. Моя мама самый авторитетный и властный человек на земле, она сама себе указ. Это известно даже инопланетянам, подобным Пакито Медина.
Мама выработала план действий, замечательный план, самый замечательный со времен
появления жизни на земном шаре. План заключался в следующем:
a) Мы с дедом ведем Дуралея к врачу. Зачем мы поведем его к врачу, спросишь ты. Не
вопрос – у Дуралея насморк, но это все равно. Если у него не будет соплей, значит, найдется что-нибудь еще. Дуралей не вылезает от врача, он типичный ребенок, который подхватывает все болячки. Почему? Да потому, что подбирает с пола всякую дрянь и сосет ее. Однако, оставим эту тему. Если я стану рассказывать тебе обо всех свинствах, что вытворяет Дуралей, ты не сможешь есть никогда в жизни.
b) Пока мы сидим у врача, мама сходит в супермаркет купить продукты для
роскошнейшего, колоссальнейшего обеда.
c) Шесть часов вечера, у нас дома. Отец, мать, двое приглашенных, Луиса и ее муж,
Дуралей и я. Какой скучный день рождения! Я спросил маму: “А что, если сказать деду Джихада?” Мама вспомнила о том, что дед сказал, что ему неудобно приглашать друга- старичка. Ну, без друга, так без друга, проехали.
Прежде чем выйти из комнаты, мама сказала:
- Я как раз уже узнала, что ты снова швыряешь печенье с балкона, ты опоздал.
Я уже хорошо знал, что было невозможно войти к матери в комнату и выйти оттуда
ненаказанным за что-нибудь. Ура, вот я вышел из комнаты живой и здоровый, и целехонький, без шрамов и рубцов, что не могло меня не порадовать. Но то, что в моем мозгу имелся такой большой секрет заставляло, меня слегка нервничать. Были моменты, когда мне казалось, что этот секрет не умещался в моей голове. Вечером, когда мы с дедом ложились спать, я сказал ему два или три раза:
- Дедуля, завтра у тебя день рождения, но мы, вероятно, так никогда его и не отметим.
- Вот и хорошо, – проскрипел дедуля, закрывая глаза, чтобы уснуть. Иногда он кажется
ужасно невыносимым человеком.
На следующий день я открыл брюхо моей свиньи. Моя свинья – это керамическая
копилка. Вообще-то люди разбивают свинью, когда копилка наполнена до конца. Но, поскольку я и не надеюсь заполнить свинью до конца и всегда хочу открыть ее, когда там зазвенят две-три монетки, а больше там и не накапливается, отец сделал секретную прорезь в брюхе, и все остались довольны. Мне не нужно копилку разбивать, а родителям покупать ее каждое воскресенье.
У меня было сто пятьдесят песет. Не густо. Недавно были выходные, и я избавил свинью
от запасов. Того, что было явно не хватит на то, чтобы купить шарфы, к которым дедуля питает такое отвращение. Если бы у меня были деньги, я хотел бы купить ему зубной протез.
Дело в том, что имеющийся у дедули протез ему немного великоват, и когда дед начинает есть что-нибудь твердое, это – вселенское бедствие. Мясо застревает во вставных зубах, и они слетают вместе с куском мяса.
Сто пятьдесят песет я понес с собой в школу.
Я потрачу их в “Синей лавчонке”. “Синяя лавчонка” – это магазинчик сеньора Мариано. В
нем есть все мыслимые и немыслимые безделушки, известные и у нас и за границей, наборы шариков, которые привезли сеньору Мариано из Китая. Но, шарики я отложил на потом, потому что с тех пор, как Дуралей начал задыхаться от шариков, мама их запретила.
Потом я увидел несколько конвертов с индейцами, только индейцы сеньора Мариано не
держатся на ногах, а мне хотелось бы, чтобы они держались. Я бы соорудил из подушки гору и разместил бы там всех индейцев, воткнув им сзади перья, как в фильмах. Никаких индейцев. Потом я увидел волчок, но волчок у меня уже есть. Йо йо тоже имелся… А знаешь ли ты, что я вдруг увидел совершенно случайно? Зубы Дракулы. У меня не было денег на зубной протез, но на то, чтобы купить деду зубы Дракулы хватало. Я потрачу деньги на деда. Без всякого преувеличения сейчас я был самым лучшим человеком из тех, кого знал. Я был, как мальчик из рассказа, который был готов погибнуть, лишь бы спасти деда. Хорошо еще, что я не посчитал своим долгом умереть, потому что, по правде, пару раз я думал об этом.
На перемене Джихад попросил у меня на время зубы. Я дал ненадолго, сказав, чтобы он
не сильно их слюнявил. Потому что я собирался подарить зубы деду. Потом зубы примерил Пакито Медина, а за ним Ушастик. Ушастый вернул мне зубы. Но они все были в крошках от сдобы. Я вытер их о штаны, и они снова стали такими же белыми, как раньше. Все-таки это были зубы высочайшего качества.
Когда мы находились уже в классе, я вспомнил, как дедуля сказал, что он не хотел отмечать день рождения со стариками. “Так может, тогда пригласить моих друзей,” – подумал я. А что, отличная мысль. Мои друзья, может, и имеют кучу недостатков (недостатки есть у всех), но они не старики. Тайком я передал друзьям записки. Моей училке не нравится, если ты передаешь людям приглашения на день рождения, когда она в это время объясняет тему про климат на земле. Про себя я подумал, что, скорее всего, им не захочется плестись на день рождения к деду... Но все согласились! Мои друзья готовы пойти на день рождения к Фредди Крюгеру с тем, чтобы поесть торт и выпить кока-колы. Я сказал, что тогда все они должны прийти пораньше, чтобы отвести Дуралея к врачу.