- Дело в том, что я король, а короля никто не может бить, потому что это запрещено
Конституцией, так что, если ты меня ударишь, твои кости сгниют в тюрьме, и весь испанский народ будет против тебя. Ты должен признать, что, если бы на земле проводился всемирный конкурс болтовни, то моя болтовня была бы, по меньшей мере, финалистом. Но, на Джихада громкие слова не производят впечатления, он – крепкий орешек, типичный грубиян.
- Шиш тебе! Еще чего, будешь ты королем, как же. Короли не могут носить очки, а, если
они рождаются с очками, их отправляют за границу, и назначают королем другого.
Этого я, конечно, не ожидал. Отец рассказывал, что он не служил в армии из-за очков, но
я не знал, что из-за очков ты не можешь стать королем. Король – это профессия, о которой я, конечно же, никогда не думал, но в этот самый переломный момент мне казалось, что это единственная профессия, заслуживающая внимания в этом мире, ведь она избавила бы меня от столь опасного типа, как Джихад.
Однажды по телеку я видел мужика, который рассказывал о том, что один раз он
преспокойно летел себе на самолете, как вдруг приходит пилот и объявляет по громкоговорителю, что отказали двигатели, и они должны совершить вынужденную посадку. Этот дядька – американец, но он не был актером. Так вот он рассказывал, что пока самолет, пикируя, падал, он подумал: “Это самые последние мгновения моей жизни”. И тогда все, что он сделал с момента рождения, начало мысленно прокручиваться у него в голове, как фильм. Так вот со мной произошло то же самое, только наоборот. В те минуты, что эта тупая скотина Джихад крепко держал меня за куртку, и я был на волосок от того, чтобы свалиться на землю с пробитой башкой, моя жизнь прокрутилась, как фильм, только не назад, а вперед. Я увидел свое будущее. Мысленно я увидел все свои дни, но они проносились в моем мозгу с такой гигантской скоростью, что я почти ничего и не помню. Помню лишь две вещи. Я был королем и поздно вечером, после новостей, выступал по телевидению со своей семьей. Точь-в-точь так же, как выступают испанские короли сейчас. На фотографии я был в центре, в типичной королевской мантии и слегка сдвинутой набок короне. Мне нравится носить короны именно так, слегка сдвинутыми набок. Сбоку от меня восседал дедуля в парадно-выгребной одежде и стояли отец с Дуралеем, которого обнимала мать.
Все мы улыбались. Звучал гимн Испании: “Чунда, чунда, Тачунда, чунда, чунда,
Татачундачун, Тачунда, чунда, чун… ” Но Джихад еще крепче вцепился в мою шею, и мои мысли тут же вынуждены были вернуться к реальности.
Джихад говорил, что короли не могли носить очки. Хорошо еще, что в мозгу у меня
прояснилось, и я дерзко, с вызовом ему ответил:
- Вранье, посмотри на короля Бодуэна, – это был, что называется, удар ниже пояса. Я
вспомнил короля Бодуэна, поскольку моя соседка Луиса говорит, что она плакала, когда умер Бодуэн, бельгийский король.
Она проводила летом отпуск в Мотриле, как Его Величество. Она говорит, что Величество
был отличным человеком, потому что женился на испанке, которую звали, как актрису, Фабиола. Только эта бедняжка Фабиола была из тех испанок, что не отличаются особой красотой.
Луиса говорит, что в Мотриле они жили по соседству дверь в дверь. Мама всегда вслед за
ней шепчет себе под нос: “ Да уж, дверь в дверь. Подумать только, у нее нет никакого воображения”.
Джихаду осточертел король Бодуэн с его очками и он спросил:
- Ты все еще хочешь быть королем, Очкарик?
Каждый раз он называл меня очкариком. Я ответил, что хочу, и это был мой самый
большой просчет.
Без предупреждения он ударил кулаком прямо по стеклам моих очков, повернулся, и,
уходя, сказал:
- Миссия завершена.
Встречаются ребята, которые считают своей миссией стукнуть меня кулаком в парке
Висельника. В этот решающий момент моей жизни я увидел приближающегося деда, подумал, что мои тылы под надежной защитой и проорал наглецу Джихаду:
- Ты никогда не будешь капитаном Америкой! Единственным, кем ты можешь быть в
своей жизни – это капитаном Хеком! Все на свете узнают, что ты капитан Хек, рыбий капитан!
Дело в том, что в нашей забегаловке, баре “Тропезон”, все называют его отца Хек, и не
случайно, а потому что он был рыбаком.
Мои слова, должно быть, причинили Джихаду такую же боль, какую его кулак мне. Он
вернулся раньше, чем подошел дед, снял с меня очки и так метко пульнул их, что они повисли на дереве Висельника.
Дед не мог побежать следом за Джихадом, потому что у него простатит, да за Джихадом
и не угонишься, поди ищи-свищи ветра в поле.
Очки висели так высоко, что мы с дедом вынуждены были бросать в них камни, чтобы
они упали.
Мы с дедом вернулись домой. Когда мама увидела фингал под глазом, она сначала обняла
меня, а потом дала затрещину, заметив, в каком виде находятся мои очки. Дед вступился за меня, закричав:
- Не бей его, на сегодня он и так получил достаточно!
Короче, вечером все уже утешали меня, пересказывая фильмы, потому что без очков я ни
фига не вижу.
Вдруг мой отец без всякого предупреждения закатал рукава рубашки и заговорил:
- Вот что, Манолито, я научу тебя фирменному удару Гарсиа, чтобы ни сынок Хека, ни
чей-либо еще, не заставили тебя снова жрать землю.
Фирменный удар Гарсиа потрясающий. Я говорю это не потому, что его показал мне отец.
Сначала он преподал мне теорию:
- Ты должен сделать так, чтобы противник подумал, что ты ударишь слева, а когда он
станет защищать свой левый фланг, ты сильно ударишь его справа.
Это был самый лучший удар, который я когда-либо видел в своей жизни. Мы провели
всего три теоретических урока, а на четвертом отец сказал:
- А теперь, Манолито, покажи, на что способен сын Маноло Гарсиа.
Это был первый мастерский удар.
Я разбил отцу очки. Понятия не имею, как мне удалось разбить два стекла одновременно.
Чудеса, да и только. Мне не пришло в голову ничего другого, как спросить:
- Ну как, получилось?
Отец сдавленным голосом прошептал:
- Иди в кровать, Манолито, пока у меня не появилось желание дать тебе сдачи. Я быстро
лег в кровать, накрылся с головой одеялом и подумал: “Вот бы я проснулся спустя хотя бы пару месяцев после этого проклятого дня”. Но мои уши работали по-прежнему, и я мог слышать, как мать в коридоре выговаривала отцу: “Не иначе, как вы решили сделать миллионером мастера по изготовлению очков!”
Сегодня вечером я сказал деду, что хотел бы спать с ним всю ночь напролет. Дело в том,
что я боюсь спать без очков. Когда день проходит неудачно, все у меня идет наперекосяк, даже во сне. Со мной такое случалось не раз. Когда я уже лежал в постели, у меня начало зудеть все тело. У меня всегда так бывает, когда я взвинчен, и я должен чесаться и чесаться, как шелудивый, чесоточный пес, брошенный посреди автострады.
- Если ты будешь продолжать чесаться, то расчешешься до крови.
- Я не могу заснуть. По вине Джихада я должен спать без очков, из-за него я разбил очки
отцу, а кроме того, когда я вернусь в школу, то вынужден буду снова встретиться с Джихадом, и снова попаду в его когти. Он разобьет мне следующие очки, и следующие, и следующие, потому что он охотится за мной, дедуля.
- Когда ты завтра вернешься от окулиста, мы сведем с Джихадом счеты.
- Если ты отлупишь его, чтобы защитить меня, то они станут дразнить меня божьей
коровкой и девчонкой.
- Я не стану его лупить, я выступлю посредником.
- А кто такой этот посредник?
- Это тот, Манолито, кто должен участвовать во всех грандиозных сражениях и войнах.
Посредник словами добивается того, чего не могут добиться кулаки и бомбы.