Ормло приказал Манро кусать других смертных, но держал его в камере с ней. Контуры её лица и гладкие волосы запечатлелись в памяти. Манро посмотрел на её крохотные руки. Тонкие шрамы были заметны на подушечках пальцев. Пока он держал её, ласкал эти шрамы, гадая, была ли она швеёй? И из какой эпохи чернокнижники забрали её? Вопросы копились, а ответов не было, так что надежда таяла. Дни шли, а его женщина не воскрешалась, и что-то внутри Манро умирало вместе с ней. Его тело исцелилось от худших пыток, но вот разум…
— Посмотрим правде в глаза, ты проиграл, — добавил Ормло, сыпя соль на рану. — Твой укус убил её, а не вернул.
Манро хотел провести последние мгновения наедине с Керени, но он — раб, и не получит того, чего хочет. Ллореанцы удивлялись, почему Ликаны так презирают магию? Они сильнейшие разумные существа в мире смертных — и всё же этот слабый мужик мог контролировать такого воина, как Манро.
— Кинь её в кислоту, будь хорошим пёсиком.
«Нельзя же выбросить её, как мусор!»
Манро сопротивлялся изо всех сил, но пальцы начали разжиматься.
«Нет! Сопротивляйся!»
— Чего ты ждёшь? — потребовал Ормло. — Бросай. — С каждым тяжёлым вздохом Манро шелестело кружево на свадебном платье Керени.
Ормло подошёл ближе.
— Я сказал, будь хорошим пёсиком, кидай и смотри, как она будет растворяться.
Манро затрясся сильнее, отчего шорох платья стал громче. Но он чувствовал, как отпускает Керени. Ему оставалось лишь в ужасе смотреть, как она падает в кислоту, ударяясь о поверхность с ужасным всплеском.
«Не-е-ет!»
Он напрягся, желая выхватить её оттуда.
— Нет-нет. Не шевелись.
Тело не подчинялось разуму. Манро стоял беспомощной марионеткой, пока кислота не расплавила кожу его суженой, открывая белизну костей. Её безжизненные глаза уставились в никуда, прежде чем она полностью погрузилась в кислоту.
«Ах, боги, нет».
Чернокнижники взяли женщину, полную жизни, и превратили её ни во что. Её последним пристанищем будет эта адская дыра.
Отчаяние охватило Манро, и зрение затуманилось. Ликан верил, что супруги — две половины одного целого; без неё не было никакого смысла существовать.
«Куда бы ни пошла твоя пара, ты следуешь за ней».
Слова отца, сказанные незадолго до того, как он присоединился к своей любимой паре в загробной жизни, эхом прозвучали в голове Манро, стоящего на краю ямы, в шаге от того, чтобы присоединиться к Керени. Не в силах последовать за ней, он почувствовал, что теряет рассудок, а это значило — избавление от боли. Может ли что-то быть соблазнительнее в этот момент?
Но даже в тени надвигающегося безумия рациональность искала возможность. Разве у Манро не было выбора, как у его отца? Манро знал из исследований о путешествии во времени, что историю нельзя изменить, а значит, настоящая Керени продолжала жить в своём времени. В данный момент Манро находился в мире путешественников во времени, и мог заставить Ормло отправить его за ней.
Керени уязвима в том туманном прошлом, и уже однажды пала жертвой чернокнижников. Что, если они снова похитят её? Что, если какой-то другой несчастный случай оборвёт её жизнь так рано?
Горе подпитало яростную потребность защитить Керени. Манро пришёл на эту землю именно с такой целью. Ему нужно лишь снять мистический поводок, преодолев заклинание, которое чернокнижники совершенствовали на протяжении тысячелетий. Он стал рабом, потому что его зверь восстал. Что, если он разозлится настолько, что никакой поводок не сможет его удержать? Пламя может ранить, но может и прижечь рану. Зрение Манро прояснилось, и ответ пришёл в голову. Зверь питался эмоциями; а внутри Манро кипела лишь одна эмоция — ярость.
Он всю жизнь готовился, получил опыт, который сформировал его — смерть пары, убийство матери и самоубийство отца, а ещё саморазрушение брата. И если он подпитает звериную ярость, та может стать настолько сильной, что ему никогда не удастся восстановить контроль. Но Манро придётся пойти на этот риск.
— Умный пёсик, — сказал Ормло. — А теперь пойдём, укусим ещё нескольких смертных. Думаю, ты исчерпал себя, так как никто не воскрес, но мы продолжим.
Манро прищурился.
«Хочешь держать сильнейшего альфа-зверя на привязи? Тогда, чернокнижник, крепче держись за поводок».
Он призвал зверя и перестал сдерживаться, позволив грубейшей ярости нагреть кровь, превратив в гнилостную кислоту.
«Восстань, зверь, как никогда раньше».