Один за другим путешественники запрыгивали в дыру и, скатившись по гладкому как будто отполированному искусным мастером желобу, оказывались на той стороне. Стефаносу, который шел самым последним, немного не повезло. Стоило ему скрыться в каменном туннеле, как Колесница Митры, еще недавно выглядывающая из-за окоема, исчезла совсем. Ноги бывшего разбойника уже касались земли самого необычного и таинственного из государств Хайборийского мира, когда дыра в камне начала затягиваться. С тихим еле различимым шорохом становились разноцветные крупинки, на свое место, издавая еле слышный звон сталкивались кристаллы, намертво сцепляясь между собой.
Дорожный мешок, висевший за спиной Стефаноса, оказался проглочен камнем подобно тому как кракен, обитавший согласно преданиям в Закатном море проглатывал моряков и даже целые корабли. Шапку, край которой также оказался внутри скалы, никто не смог вытащить, как ни старались. Перерезав лямки дорожного мешка и освободив побагровевшего от натуги Стефаноса, все с ужасом и изумлением наблюдали, как обрезанный край войлочной шапки медленно скрывается внутри камня подобно мачте тонущего судна во время шторма.
Оглянувшись вокруг, путешественники к своему немалому удивлению не увидели рядом никакой стены. Не было и скалы из красноватого камня — всюду, куда достигал взгляд, простиралось болото, поросшее низкой травой, окаймлявшей хищно блестящие оконца черной воды с сухими причудливо изогнутыми деревьями. Они стояли на крохотном островке, со всех сторон окруженном трясиной.
Никто не имел ни малейшего представления, ни как они оказались здесь, ни как им отсюда выбраться.
— Нечасто бывают у нас гости, — раздался совсем рядом скрипучий голос.
То, что казалось не более чем высохшей корягой, валяющейся перед ними на расстоянии в несколько локтей, пошевелилось, открыв глаза удивительного аметистового цвета. И, вдоволь насладившись испугом людей, существо, как ни в чем не бывало, продолжило:
— Что поведаете нам, странники? Что нового произошло во внешнем мире?
— Да, да, потешите-ка нас занятными историями! — раздался пронзительный писк со стороны ближайшего дерева.
Шагая по трясине на длинных тонких ногах, к ним приближалось создание, одновременно напоминавшее гигантское насекомое и сухую ветку. Добравшись до ближайшей кочки, оно непринужденно устроилось на ней, обрывая крупные фиолетовые ягоды и бросая их себе в рот. Конану на мгновение почудилось, что движения диковинного существа полны женского кокетства и даже своеобразной грации и очарования.
— А может быть, среди вас есть певец? — проскрежетало оно. — Пусть споет, и если его песня нам понравится, то мы, так уж и быть, поможем вам выбраться отсюда.
— Да, пусть споет!
— Пусть споет!
— Пусть…
Множество голосов — скрипучих, пронзительных, настолько необычных, что для них, казалось, не нашлось бы слов ни в одном из человеческих языков — раздалось вокруг. Островок суши под пришельцами вдруг заколебался, как бы призывая исполнить просьбу без малейшего промедления. Взоры всех с надеждой обратились на гиперборейского чародея, но тот лишь беспомощно развел руками:
— Здесь я бессилен. Меня учили лишь читать нараспев заклинания, но это вряд ли нам поможет. Но вот вы… вы же воины, которые привыкли горланить песни в придорожных тавернах и на биваках. Вспомните, что-нибудь из того, что обычно услаждает слух бродяг из Хайбории.
В этот мгновение островок качнулся особенно сильно, едва не сбросив путешественников в трясину. Двое гвардейцев провалились в жидкую грязь, один по пояс, а другой скрылся в ней почти полностью и не утонул лишь благодаря существу с аметистовыми глазами, которое почти насмешливо протянуло ему суставчатую лапу. Выбравшись на поверхность, воины безуспешно пытались привести перепачканную одежду в порядок. Один, встав на четвереньки, шарил руками в трясине в поисках утопленного сапога. Но тут потеря сама появилась на поверхности, торчащая в чьей-то зубастой пасти.
Конан не привык отступать перед трудностями, какие бы необычные обличья они не принимали. Он задумчиво посмотрел на Гристиана.
— Ты прав, колдун, добрые воины не чураются хороших песен. Эй, Стефанос, вспомни, как мы с тобой и Архозом распевали, когда встретились на задворках Шема.
— Тогда мы выпили немало вина, — усмехнулся бывший вор.
— Ну за этим дело не станет!
Киммериец достал меховой бурдюк и сделал несколько жадных глотков, после чего передал его товарищу.
— А я-то гадал, что у тебя в бурдюке, король, — хохотнул Евдис. — Дай-ка и мне, почему бы и не спеть, раз просят.
— Что желают услышать добрые хозяева этих мест? — спросил северянин, вспомнив манеру ярмарочных актеров, которых ему немало доводилось видеть за свою полную приключений жизнь.
— Балладу о короле Конане и офирской принцессе! — потребовало существо с ближайшей кочки и хор голосов присоединился к этому мнению.
Острый ум и природный талант, доселе не нашедший своего применения, помогли хитроумному северянину преодолеть это нелегкое испытание. Голос его, казалось, пригодный лишь для того, чтобы отдавать команды на поле сражения вполне справился и с этой задачей. Стефанос и Евдис старались горланить в такт своему предводителю. Слова варвар выдумывал тотчас же, отчего песня мало напоминала баллады придворных менестрелей.
Закончив петь, киммериец почувствовал небывалое воодушевление, тем более, что слушатели — удивительные обитатели Ямурлака — оказались на удивление благодарными. Поэтому на просьбы спеть еще он не заставил себя упрашивать. На этот раз он уже не стал ничего придумывать, а затянул старую аргосскую песню о бедном юноше, влюбленном в дочь менялы. За свою жизнь, полную самых невероятных поворотов и событий, уж чего-чего, а разных песен он слышал немало. Над бескрайними топями зазвучали слова о полной опасностей жизни членов Красного Братства. Каждый день морских разбойников подобен празднику, и даже то, что любой из них может оказаться последним, не омрачает безудержного веселья.
Вслед за этим уже не дожидаясь просьбы, киммериец исполнил излюбленную песню наемников, а затем — те, которые звучат под закопченными сводами самых жутких притонов Шадизара. Очнулся киммериец лишь оттого, что какая-то рука осторожно подергала его за одежду. Это было существо, которое просидело все это время на кочке, покачиваясь в такт пению. Худая темно-коричневая рука, похожая на сухой прутик, протянулась к самому лицу варвара. На твердой сухой ладошке лежала горка крупных серо-синих ягод. Чутье, сравнимое разве что с инстинктом хищного зверя, не уловило никакой опасности или злого умысла; напротив, поступок продиктован исключительно добрыми намерениями. Поэтому варвар без малейшего страха и колебания в самых изысканных выражениях выразил благодарность и съел предложенные ягоды. Магистр Гристиан, которого он заметил уголком глаза, улыбнулся ему и одобрительно кивнул.
— Нам жаль расставаться с вами, незнакомцы, но мы держим свое слово, — произнесло то существо, которое начало беседу, — Скажи нам свое имя, певец.
— Я Конан из Киммерии, — ответил северянин, — и я рад нашей встрече.
— Мы тоже, — раздалось со всех сторон. — Мы благодарны Конану из Киммерии, о котором мы немало слышали еще до того, как он появился на свет. Будем рады видеть вас. Следуйте по этой тропинке, только не сворачивайте в сторону. Да не оставить тебя удача, Конан из Киммерии.
И в самом деле, там, куда показывал хвостик коряги, расстилалась прямая как полет стрелы тропинка из твердо утоптанной земли, окруженная низенькими кустиками, усыпанными ароматными желтоватыми ягодами.
Только тогда, когда они отошли от болота на приличное расстояние, путешественники вспомнили, что так и не спросили, где можно найти хоть одного ямурлакского щитоносца и как убедить его расстаться со своим панцирем.