— Дело в том, что туда когда-то уехали их близкие родственники, — пояснила Бернарда, вдохновленная вспыхнувшим вновь интересом Исабель.
Деньги у нее были, правда немного, но их должно было хватить. Она знала об этих родственниках по рассказам матери. Кузина Джулия, посоветовавшая в свое время обратиться к старой знахарке, да еще несколько тетушек втайне от ее родителей и братьев помогли ей с деньгами, чтобы она могла оплатить дорогу. До того часа, пока Бернарда не очутилась на борту корабля, отплывавшего в Буэнос-Айрес, она не чувствовала себя в безопасности. В любой момент все могло выплыть наружу и закончиться трагически для нее. Но наконец все осталось позади, и она отправилась в долгое путешествие.
Бернарда помолчала, собираясь с мыслями. Мадам Герреро не прерывала ее. Если раньше Бернарда спешила, боясь, что ее могут прервать, то сейчас она не торопилась, уверенная, что ей дадут возможность довести рассказ до конца.
— Это путешествие было ужасным, — продолжала Бернарда. Когда она начала рассказывать о самом путешествии, ее даже передернуло, настолько неприятны были воспоминания. — Погода почти все эти дни, которые показались ей долгими годами, стояла неспокойная. Морские волны кидали корабль то вверх, то вниз. Девушка очень страдала от качки. А тут еще и беременность. Ей было так плохо, что она пролежала всю дорогу пластом, не подымаясь. Временами состояние ее становилось столь невыносимым, что ей хотелось броситься за борт и покончить раз и навсегда с мучениями. И лишь мысль о ребенке, который жил в ней и поминутно напоминал о себе, удержала ее от самоубийства.
Я уже говорила, что денег у девушки было очень мало и ей удалось купить билет лишь в третий класс, где не было никаких удобств. Наверное, раньше так перевозили живой товар из Африки в Америку работорговцы. Не будь на борту ее земляков, которые отнеслись к девушке очень доброжелательно, она бы не доплыла до далекого Буэнос-Айреса живой. Они делились с ней своими скудными запасами пищи, приносили ей воду, кто-то пожертвовал одеяло, на котором она лежала и которым укрывалась.
Куда плыли все эти несчастные сицилийцы? Почему они решились бросить землю своих предков, собрав нехитрый скарб? Да потому, что для нищей Сицилии и ее населения Аргентина была сказочной страной, где самый бедный богаче самого богатого сицилийца. Буэнос-Айрес был легендой, он не давал покоя, он снился по ночам, о нем мечтали. Аргентину называли землей надежд. Эти надежды давали многим веру в то, что есть смысл за что-то бороться и к чему-то стремиться. И девушка решила, что она выдержит любые испытания, но доберется до сказочной аргентинской земли. Ради того маленького человечка, что должен был появиться на свет уже совсем скоро. Она верила в то, что ей и ее ребенку удастся закрепиться на новой родине и там им повезет больше, чем на старой.
Девушка очень надеялась, что ее аргентинские родственники поймут ее и помогут. Она была готова на любую работу, она была молода, полна сил, ей неведомы были капризы городских девушек, привыкших к легкой жизни. — Бернарда вновь замолчала, в который раз переживая те давние события. Собравшись с духом, она попыталась продолжить. — Но…
— Что случилось? — с тревогой спросила Исабель. — Она не доплыла до Аргентины? Заболела в дороге?
— Нет, она добралась до этой обетованной земли. Ей даже удалось довольно быстро отыскать в большом городе своих родственников, на которых она так надеялась. Но надеждам ее не дано было сбыться. Как только родственники узнали о том, что она беременна, сразу же стали открыто презирать ее. Несмотря на то, что они уже давно уехали из Сицилии, законы далекой родины продолжали действовать в их кругу. Они считали себя почему-то обманутыми, считали, что их дом покрыт позором. В этом отношении они мало отличались от братьев девушки. Разве что только не грозились убить ее. Но порой презрение, с каким они относились к ней, было хуже смерти. Если бы не ребенок, который вот-вот должен был появиться на свет, девушка давно покончила бы жизнь самоубийством.
— Грубые люди, невежды! — произнесла неожиданно для Исабель и Бернарды молчавшая все это время мадам Герреро.
— Нет, — покачала головой Бернарда, — простые люди, жизненная философия которых была ими впитана на далекой Сицилии, в таких же маленьких деревушках, как и та, откуда бежала девушка. Хотя они и жили далеко от родины, в большом городе, по сути своей они оставались прежними сицилийцами.
— Бесчувственные! — вновь бросила обвинение мадам Герреро.