— Исабель, — воскликнула мадам Герреро, — дочь моя!.. — И она протянула к Исабель свои руки.
— Дочь? — вскочила Исабель. — Так что же, наконец?..
— Исабель, выслушай наши объяснения, — стонала мадам Герреро, продолжая протягивать к ней руки.
— Может, хватит уже объяснений? — Исабель не желала слышать больше никаких историй.
— Исабель, — заговорила Бернарда, — Исабель, постарайся понять причины, которые заставили нас так поступить, ну пожалуйста!
— Нет таких причин, — крикнула Исабель, — которые заставили бы так поступить! Если вы, как утверждаете, моя настоящая мать, тогда почему же не вы воспитывали меня? Почему не вас двадцать лет я называла матерью?
— Такие причины есть, — возразила Бернарда, — конечно же, есть! Мне ведь было тогда всего шестнадцать лет, я была одинока в этом большом и жестоком мире, и мне некуда было идти. Поэтому, когда сеньора Герреро предложила мне такой договор…
— Договор? — возмущенно воскликнула Исабель. От обиды она что было силы зажмурила глаза.
— Исабель, послушай, — продолжала убеждать ее Бернарда. — Вскоре после твоего рождения сеньора предложила мне вот что: ты будешь жить здесь, как ее родная дочь, но с одним условием… — Бернарда показывала на лежавшую молча мадам Герреро, словно обвиняла ее. Она хотела убедить Исабель в своей невиновности и вернуть ее себе как дочь. Бернарду не волновали сейчас чувства мадам, которой она верой и правдой прослужила двадцать лет.
— Не было никаких договоров! — внезапно очень резко и решительно возразила мадам Герреро. Она видела, что Бернарда старается отвести от себя все обвинения и стать в глазах Исабель жертвой обстоятельств. — Ты не была настолько глупой, ты же сразу поняла, что это для тебя самый выгодный вариант и даже не ставила никаких условий.
— Нет, ставила! — Бернарда защищала свое право не менее яростно, чем мадам Герреро. Они отчаянно боролись друг с другом за право называть себя матерью Исабель. А сама Исабель зажала уши руками, словно не хотела слышать этого спора. Она даже отвернулась, потому что и мадам, и Бернарда вели себя по отношению друг к другу так, как никогда до сих пор. Зрелище было не из приятных.
— Я помню все так, как будто это было вчера, — продолжала Бернарда. — Вы сами пообещали мне, что когда Исабель станет совершеннолетней, мы ей скажем всю правду! Может быть, обещая, вы надеялись, что я не доживу до этого дня. Но получилось наоборот, ожидание давало мне необходимую силу и здоровье и, наоборот, отнимало их у вас.
— Представляешь, Исабель, — обратилась за помощью мадам Герреро, привстав на кровати, забыв о своем недомогании и о том, что волнения могут закончиться для нее весьма плачевно, — кто мог думать о твоем совершеннолетии, когда тебе было всего несколько недель от роду?
— Но тогда, значит, все знали, что я… — Внезапная догадка поразила Исабель.
— Нет, — поспешила успокоить ее мадам Герреро, — я на следующий день рассчитала всех слуг, кроме Бенигно, которому доверяла, как себе.
— Этого не может быть, — повторяла тихо Исабель, — это какой-то кошмар, какой-то страшный сон! — Она была в таком отчаянии, что могла в этот момент сделать с собой все, что угодно. Она возненавидела жизнь, окружавшую ее двадцать лет. Ей казалось, что все эти годы она прожила в сплошном обмане. — О, Господи, как мне хочется сейчас же проснуться, открыть глаза и убедиться, что все это мне приснилось.
— Если бы все было так, как ты говоришь! — присоединилась к ней мадам Герреро.
— Мамочка! — бросилась к кровати Исабель. — Я не могу понять, как ты только могла позволить Бернарде вбить все это себе в голову? — Исабель обнимала мадам Герреро, лаская ее, горячо целуя.
— Но я… — растерянно шагнула к ним Бернарда, протягивая руки к Исабель. — Дочка, — позвала она.
— Замолчи! — яростно закричала Исабель, повернувшись к ней и не отпуская рук мадам. — И не говори мне больше ничего! Я не желаю тебя слышать! — И вновь обняла мадам Герреро. — Мамочка, ты в последнее время очень плохо себя чувствуешь. Тебе нельзя волноваться.
Бернарда схватилась в отчаянии за голову. Такого результата она даже не предполагала. Она думала, что основная трудность — заставить сказать правду мадам Герреро, а Исабель останется только признать в ней настоящую мать. Получилось же совсем наоборот. Теперь Исабель может возненавидеть ее и не пожелает видеть вообще. Такого Бернарде не пережить.
— Мамочка, — Исабель продолжала ласкать мадам Герреро, — из-за твоей болезни у тебя возникли проблемы с памятью, а Бернарда воспользовалась этим и придумала всю эту историю. Она все время просто завидовала тебе, потому что у тебя есть я. Она просто-напросто бесплодная старая дева!