Заслышав их приближающиеся шаги, оборотень бросился прочь, выскочив на другой стороне улочки. Его сердце тревожно билось, выл встревоженный зверь, норовя вырваться из-под контроля. Май с трудом сдерживал свою трансформацию, понимая, что с хвостом, ему точно в городе не выжить.
— Так много… — рыкнул оборотень, с заметным сомнением косясь на свою прокушенную руку. Внушение помогло, рука приняла вид человеческий, но все равно слишком хищный. — И хорошо идут, нигде не проскочить…
Осекшись, оборотень замолк. Перед ним непроходимым болотом расстилалось кладбище. Темное, и мрачное оно было буквально пропитано запахами смерти. Новой смерти.
Май недобро скривился. Видать, новую партию бесправного человеческого скота хоронили… Однако кое-что оборотня все-таки насторожило. Пригнувшись и по-звериному втянув носом воздух, оборотень побежал вперед, на запах. Любопытство в тот миг пересилило недоверие. И оказалось губительным.
— Вот же ж, гадство! — выругался зло Май, споткнувшись обо что-то острое и твердое. Разворошив пяткой грязь, оборотень ахнул. Под его ногами хрустнули кости, человеческие кости. Причем, явно свежие и кем-то обглоданные.
Манул неприязненно поморщился, отступая. Оглянувшись и присмотревшись повнимательнее заметил и развороченный кем-то могильник и вытащенные, распанаханные трупы, валявшиеся в грязи. От открывшейся картины Мая затрясло.
Отшатнувшись, оборотень прикрыл рот, согнувшись. Его замутило.
— Ну и вкусы у вас, «ваше благородие», — прошептал Май, обмахиваясь трансформированным хвостом. А затем, словно бы озаренный внезапной догадкой помрачнел и, опустившись на четвереньки стрелой рванул дальше, ведомый только своим нехорошим предчувствием.
Зверь рвался наружу, царапал когтями сердце. И терпеть его не было сил. Запах крови и смерти будоражил его, и придавал сил. И до могилы Бакоты Май прибежал уже в полубессознательном состоянии, склонившись над развороченной могилой, зарычав, рассматривая пожелтевшие, истлевшие кости. Взгляд его остановился на черепе, с надтреснутой лобной костью.
Трясущимися руками оборотень обхватил череп, часто задышав. Мир в его глазах помутился, и зверь, воспользовавшись смятением человека все-таки восторжествовал. В тот же миг, залетный ветерок донес до манула отчаянный человеческий вопль, смешанный с тихим, загробным смехом.
Зверь, навострив уши, помотал головой, обмахиваясь недовольно хвостом. Он помнил и голос кричащего, и этот смех. До людей оборотню дела не было, но вот этот смех всколыхнул в его душе воспоминания. Темную, затаенную боль и горечь унижения.
Созданный Чернобогом, чтобы убивать и сеять хаос зверь зарычал предвкушающе. Он уже давно ждал этого часа, часа расплаты. И своего торжества. Уж сегодня ничто не помешает ему действовать!
Распрямившись, оборотень побежал прочь, на звук голоса, ведомый снедающей душу жаждой. Сегодня он расплатится за все, и Бакота будет, наконец отомщен!
***
Смеркалось. Дождь стал, и напоминанием ему служила только грязь, чавкающая под подошвами элитных дорогих сапог.
Адриан ругался про себя, с тоской поглядывая на залепленные грязью носки и мысленно думал, можно ли их спасти, или проще купить новые? Подняв взор, охотник так же машинально подметил, что у мастера Аллира помимо сапог испачкался и его легендарный плащ — гордость и красота всего цеха. Отделанный кроваво-алой парчой и золотой нитью, он выглядел воистину шикарно, ранее. Теперь же напоминая больше гротескную алую тряпку. Впрочем, мастера Аллира грязь явно заботила меньше всего.
Взглянув в его сосредоточенное лицо, Адриан пристыженно покраснел. И он еще смеет звать себя охотником? И перед лицом опасного врага, вместо того, чтобы сосредоточиться на задании о сапогах думает? Позор!
Покуда Адриан терзался мучениями совести, дорога вывела отряд охотников к старому кладбищу бедняков. Из-за прошедших дождей дорогу тут залило совсем, и место это больше напоминало собой большое болото.
— Ох, и зачем мы только сюда пошли? — пробормотал кто-то в хвосте.
— Затем, что любой гуль терпит слабость к кладбищам. Вам ли не знать? — ответил Аллир. — А теперь отставить лирику! Сосредоточились, и пошли. Внимательно смотрим, слушаем. Если что почувствовали, сразу же давайте сигнал. Этот монстр силен как никогда.
Народ не слаженно кивнул, гуськом двинувшись за «ведущим». Боязливо прижимаясь друг к дружке, они медленно углубились в захоронения, напряженно вслушиваясь в каждый шорох, каждый шаг, дыша друг другу в затылок. Однако кладбище безмолвствовало.
Окончательно стемнело, и отряд погрузился в тревожную тьму. Слава Ирриилу, мечи его даже в темноте видели лучше обычных людей, не нуждаясь в свете. Впрочем, способности не давали уверенности в собственных силах. Народ начал сбиваться с шага, кто-то зашептался, что следовало бы повернуть обратно. Аллир предпочитал игнорировать позорные шепотки, идя дальше. Его одежда и даже волосы покрылись слоем грязи и пыли, однако он ни словом, ни жестом не показал своей усталости, неудовольствия.
— Кажется, кто-то сомневался, что гуль был тут… — наконец прошептал он, указывая рукой вперед. Охотники послушно поглядели туда, и все как один скривились, еле сдержав рвотные порывы.
Чудище явно не брезговало мертвечиной, разрыв свежие могильники. Вокруг же глубокой ямы-котлована валялись в хаотичном беспорядке засохшие внутренности и куски кожи, которыми тварь почему-то побрезговала.
Адриан закусил губу, чтобы не рухнуть в позорный обморок. Даже ему, лучшему из учеников было противно находиться тут. Еще никогда ловля чернобожьего создания не была для него такой изматывающей и нервозной. И никогда еще тварь не пряталась так искусно, при этом оставляя такие явные следы преступлений.
— Идем дальше, — приказал, не дрогнув Аллир, зашагав вперед.
Дальше стало только хуже. Тварь, видимо решила сдохнуть от несварения, перерыв все могилы. Вокруг, в лужах грязи, в воде и под ногами захрустели обглоданные кости, валялись пучки волос и куски внутренностей.
И чем дальше шли, тем больше таких следов становилось. Адриана начало откровенно мутить. Даже Аллир, стал идти медленнее, опустив голову. Пару раз Адриан видел, как тот замирал на мгновение, прикрывая глаза, словно бы пытаясь привести себя в порядок.
Стало жутко. И не только Адриану. Охотники все громче и смелее предлагали уйти с проклятого кладбища. Кое-кто сзади и вовсе решил дезертировать. По крайнее мере, парочки младших мастеров Адриан точно недосчитался.
Впрочем, желавшие перехитрить судьбу, дезертиры перехитрили сами себя. Тишину всколыхнул отчаянный визг, прервавшийся треском и потусторонним смехом.
— Стоять! — гаркнул срывающимся голосом мастер Аллир. — Занять оборону, не зевать! Враг уже близко!
Народ послушался беспрекословно, встав кругом, спина к спине, оголяя мечи, доставая склянки с иррииловой слезой.
Замерев, Адриан всматривался во тьму. Дрожала рука, сжимая рукоять клеймора. Сердце колотилось оглушающе, упав куда-то в пятки. И когда, казалось бы, он решил, что контролирует ситуацию, прямо у его уха раздался тихий, вкрадчивый смех.
— Люди, живые и такие глу-упые… — прошипел чей-то вкрадчивый голос.
Адриан отшатнулся, схватившись за сердце. Огляделся. Но следов монстра не заметил.
— Что такое, Адриан, встань в строй! — окликнул его побледневший Аллир. Мужчина обеспокоенно заозирался по сторонам. — Адриан!
Но охотник его уже не слышал. Похолодев от ужаса, он увидел его, монстра. Чудовище, что убивало, и убивает. Он шел не таясь. Лениво даже. И оказался до боли знакомым Адриану. Он уже видел это лицо, эту улыбку. Правда тогда, этот человек был жив, и носил гордое имя начальника городской стражи.
С каким-то омерзением Адриан подметил, что господину Ульсу посмертие явно пошло на пользу. Помолодевший, похудевший, он буквально светился тьмой. Поглощенной силой. Он не был похож на монстра — гуля. Скорее на вполне разумного лича.