***
То ли Митька решил-таки проявить свою железную кучерскую волю, то ли самим волам надоело плестись по тракту, но к закату Солоха узрела очертания первых хаток Солончаков. Само село оказалось на редкость маленьким — всего дворов двадцать-тридцать. Стоило также отметить, что хатки в Солончаках эти оказались хоть и приземистыми, но явно крепкими. Сделанные из лампачей* они выглядели очень внушительно, и казалось, могли стоять веками.
Люди, жившие в Солончаках, оказались явно привычные к обозам, охотно показав дорогу до хутора Бруньки. Удивило их только то, что они заехали в село со стороны Старого тракта. Впрочем, удивлялись они недолго. Мало ли какая нужда их заставила по тем гиблым местам проехать?
Сам же хутор появился в поле зрения Солохи сразу, стоило только выехать за пределы села. Огражденный высоким частоколом он не давал надежды понять, сколько и чего имеют здешние хозяева.
Затормозив у ворот, Добрик махнул рукой Митяю, приказывая стучать. Мужик хмыкнул, но послушно слез, начав колотить в ворота. Через пару минут левая створка слегка приоткрылась, выпуская чей-то тонкий и длинный нос, принадлежащий явно кому-то из сторожей. Солоха же, глядя на него, подумала о том, что было бы, если бы створка сейчас захлопнулась.
— Чаво надобно? — голос у стража был сипловатый и явно неприязненный.
— Передай хуторянину Бруньке, что приехал купец Добрик, за товаром, — отрапортовал Митяй.
— Не знаем такого, — хмыкнул носатый намереваясь захлопнуть дверь. Митяй насупился, поставив в щель свою ногу.
— Передай, кому сказано, окаянный! — рыкнул он.
— Чаво там происходит? — у ворот раздался другой, более звонкий и властный голос, принадлежащий явно Бруньке. Видимо, прогуливающийся к вечеру хуторянин заинтересовался запинкой у ворот, решив узнать причину.
— Да вот, Добрик какой-то пожаловал, — ворчливо ответил наймит, чтобы уже через минуту тихонько вякнуть от смачной оплеухи, звук которой услыхали и Солоха и Май.
Уже через минуту ворота были гостеприимно распахнуты, впуская обоз. На крыльце же нацепив дежурную улыбку, встречал сам Брунька, гордо выпятив живот. Хуторянин оказался типичным представителем своей породы: толстый, невысокий и явно властный.
— Кого я вижу, Добрик собственной персоной! — воскликнул хуторянин, встречая собрата по ремеслу. Наймиты с обеих сторон собрались рядом, заинтересовано оглядываясь, друг между другом и следя за переговорами. — Да ты просто кудесник, Белобог мне свидетель!
— Надеюсь, наш уговор в силе? — по-деловому осведомился Добрик, машинально обменявшись с Брунькой рукопожатиями и смачно почеломкавшись.
— Обижаешь, друже, — картинно возмутился хуторянин, озорно блеснув глазами. — Как и условились, двадцать пудов чистейшей голубой глины!
— Вот и хорошо, — довольно усмехнувшись и предвкушающе потерев руки, ответил Добрик.- Но, давай продолжим этот разговор поутру. Как известно, чернобогово время неудачно для заключения сделок.
— И то, правда, — согласился Брунька. — Пошли, что ли ужинать. Женка как раз сготовила.
То, что женка сготовила, было отлично слышно не только голодно облизывающемуся Добрику, но и всем остальным наймитам, нервно сглатывающим слюну. Запах жареного мяса сводил с ума не только проголодавшуюся селянку, но и оборотня. Его фигура и цвет волос начал по обыкновению меняться, и как ранее подметила Солоха — замечала эти метаморфозы только она. Впрочем, теперь она это могла объяснить наличием у себя того самого ведьмовского дара.
Вспомнив об этом, Солоха невольно схватилась за мешочек, который сейчас перекочевал к ней под рубаху, и крепко стиснула палочку.
— Спасибочки, — Добрик зашел на крыльцо, а затем, обернувшись, крикнул: — телеги разгрузить, вести себя прилично! Митяй, ответственный!
Стоящий на облучке мужик скорбно застонал, осознав, какая только что ответственность свалилась на его плечи. Остальные наймиты поддержали его нестройным, но дружным гоготом.
Через какое-то время часть товара осталась покоиться в бруньковых складах, телеги окончательно расположились на дворе, а наймиты — обосновались за столом, вкушая наваристую, мясную похлебку и крепкую медовуху, по случаю праздника выуженную из погребов. Жевали мужики дружно, и уже было непонятно где работники Добрика, а где Бруньки. За ними, сбиваясь с ног, ухаживали наймички, только и успевая наполнять плошки и резать краюхи хлеба с салом и луком. Среди их числа была и Солоха, помогая всеми силами хуторским девкам.
— Эй, девка, подай-ка еще лучка! — крикнул один из хуторских, буквально прожигая селянку сальным взглядом.
— Сейчас, — пропела девушка, опустив перед мужиком поднос со свежепорезанным луком.
— Эй, не уходи, — проворковал мужик, схватив жирной лапищей Солоху за талию. Селянка, выпучив глаза замерла, со смесью недоумения и ужаса глядя на собственную, чистую и последнюю сорочку, где уже отпечатался жирный отпечаток мужской ладони.
— Простите, но мне надо еще другим насыпать, — решительно ответила девушка, пытаясь вырваться из цепкой хватки явно захмелевшего мужика.
— Ох, какая ты деловая, — расхохотался мужик, напоследок отвесив селянке, звучный шлепок по филейной части. Девушка взвизгнула, невольно подскочив, вызвав грубый хохот подвыпившей сильной части человечества.
— А девки то нынче и вправду деловые! — воскликнул еще какой-то наймит, до дна осушив свой келих. Его встретили дружным гоготом.
— Ну, что расскажете, хуторские? Есть ли новости, какие? — тем временем спросил один из наймитов. Наевшиеся и сытые мужики были еще явно не готовы идти на боковую с охотой принявшись травить байки друг другу. Кто говорил про хуторскую женку, которая сама-то толком ничего в хозяйстве не смыслит, и другим дело делать не дает, вечно под руку лезет, мешается. Вспомнили и о небывалом урожае клубники, и о выводке какой-то старой квочки, которую на прошлой неделе лисица подрала.
— А слыхали вы о вовкулаке? — вдруг отозвался один, сидящий особнячком мужик. Остальные бруньковские мужики, вспомнив о досадном упущении, принялись дополнять друг друга. Поднялся шум и гам, в котором заинтригованные наймиты толком ничего и не поняли.
— Так, говорите по одному! — не выдержав, воскликнула Солоха, мигом призвав к порядку раскричавшихся и уже успевших поссориться батраков. Мужики переглянулись, остановив свой взор на зачинщике. Мужик, правильно истолковав молчание, продолжил:
— Я-то сначала думал — брешут сельские бабы-то. Вечно у них то вовкулаки то вомперы привидятся… Бабы, что с них взять! У нас тут, конечно, каких только чудес не бывает: и водяные в местной речке-вонючке живут, и домовые есть… Но это все в основном мелкие, не опасные пакостники. С ними и сожительствовать можно. А это… Буквально на прошлой неделе, когда меня и Симка отправили лес валить. Я бы и не подумал, что оно такое есть, но на волка та дрянь была не похожа. Голова собачья, хвост крысиный, шерсть вся в пролежнях, глаза, аки уголья горят, а сам он как человек — на задних лапах чешет, слюни по земле пускает. А когти, какие у него — жуть. Длинные, ну натурально шабли! Как полоснул он лапищей-то я и онемел. Еле ноги-то унес!
Наймиты неверяще вытаращив глаза загудели. Про вовкулак многие слышали, но встречали явно единицы, принявшиеся ожесточенно критиковать рассказ говорившего.
— Не, вовкулака точно не такой, — со знанием дела отметил Митяй. — Вовкулаку только в полнолуние встретить можно, а то, небось, просто морок на вас леший наслал.
— Да какой едрить его за ногу морок? Он же тогда Симка-то и задер! — не выдержав, взорвался праведным гневом рассказчик.
Батраки согласно закивали. Симка на хуторе любили, и смерть его оказалась подобна грому среди ясного неба.
Солоха же оглянулась на манула. Оборотень сидел, прикрыв глаза, и казалось, дремал. Однако ведьма чувствовала, как он судорожно вдыхает воздух, словно бы пытаясь вынюхать волкулаку.
— Хорош тут воду каламутить, — встала со своего места одна из батрачек. Судя по уверенному тону — ее на хуторе уважали моментально послушавшись. — До чертиков уже налакались, вот и мерещится всякое. А то мы не знаем, каким был Симко. Да его же без бутылки даже в чернобожий день не видно было!