— Лови его, — вопил передовой отряд, грозно потрясая вилами. Взмыленные и запыханые, люди сейчас не очень-то отличались от нечисти. И если бы Солоха вчера не видела приветливые улыбки этих людей, она бы и сама с удовольствием пустилась в бегство, приняв их за упырей-беспокойников.
Завидев едущую прямо на него телегу, парубок затормозил и нежаданно-негаданно встал на четвереньки, разрывая на себе одежду.
— Ненавижу вас, — прохрипел он, на глазах трансформируясь в монстра. Его конечности с хрустом удлинялись и зарастали грубой, свалявшейся шерстью, на видоизменившихся руках и ногах поросли черные, длинные криво изогнутые когти, большие, звериные глаза полыхнули болью и яростью. У человека уже не было сил, чтобы спасти себя, и за жизнь далее начал бороться зверь, с диким ревом кинувшись на телегу.
В тот момент, глядя на стремительно приближающегося волкулаку, Солоха не испытывала страха. Она будто бы чувствовала его боль, его страх и отчаяние. В один миг ей даже показалось, будто бы она сама оказалась в его шкуре. Перед глазами, подобно искре промчались обрывки чужих воспоминаний: одинокое детство дикого человека со звериным сознанием, первое неосознанное убийство, весь ужас и страх осознания преступления и полное раздвоение личности. С годами зверь в душе крепчал, подпитываемый страхами и одиночеством он становился свирепее. Его невозможно было контролировать, с ним невозможно было мириться. И от него невозможно было убежать.
Солоха видела гнев, плескавшийся в его глазах и отчаянную жажду жизни этого несчастного. А еще она видела, как буквально на глазах седеет Добрик, и улетает куда-то в кусты хитрый Митяй.
— Прыгай, идиотка, — донесся до нее голос манула. Краем глаза она видела, как оборотень выпрыгнул с телеги, схватив ее за руку. В последний момент она решительно вырвала свою руку, и манул полетел на землю один, округлившимися от злости и страха глазами глядя на свою спутницу.
— Все будет хорошо со мной, — одними губами прошептала она, попытавшись выдавить ободряющую улыбку. В тот самый момент волкулака вспрыгнул на облучок, повалив в грязь онемевшего купца, и замерев прямо перед Солохой.
Глаза в глаза смотрели они друг на друга. Человек, уличенный в оборотничестве и девушка, еще не осознавшая до конца своей силы. Его хриплое дыхание, словно сквозь какое-то марево доносилось до нее, опаляло кожу лица и шеи, откидывало пряди волос на спину. Ее взгляд, ласковый и сострадательный впервые всколыхнул что-то в душе зверя, помимо жажды убийства. Зверь колебался, так и не решаясь занести лапу для единственно верного удара.
— Тише, тише, — прошептала девушка, протянув вовкулаке руку. В тот момент ей было все равно, что скажут крестьяне. Она не могла смотреть на мучения богами обделенного. И в тот момент девушка не думала ни об охотниках, ни об общественном мнении.
Зверь недоверчиво загудел, зрачки его сузились, пристально вглядываясь в лицо селянки. Зверь искал хотя бы намек на тень отвращения или же страха в лице странной незнакомки, но не находил. А где-то на заднем плане застыли и сельские и наймиты, нерешаясь даже лишний раз вздохнуть, чтобы ненароком не разрушить той странной связи, так внезапно завязавшейся между селянкой и вовкулакой.
До разом обострившегося слуха селянки доносилось судорожное дыхание манула. Девушка чувствовала его страх, но так же и твердую уверенность: в этот раз он ей не поможет, побоится. Да и не нуждалась она в его помощи.
Вовкулака сомневался. Человек внутри сомневался, и зверь не мог пошевелить лапой, чтобы снести последнее препятствие и скрыться в огородах. Все же, они были связаны единым телом, и сегодня преимущество было на стороне человека.
Именно в тот момент какая-то бабка закричала:
— Да убейте его кто-нибудь, наконец!
Этот крик послужил спусковым механизмом и для людей и для вовкулаки. Зверь фыркнул и, отшатнувшись спрыгнул на дорогу, где и напоролся на вилы какого-то расторопного мужичка.
Заскулив, зверь отшатнулся, где его встретили уже деревенские подоспевшие мужики. На пыльную дорогу брызнула первая кровь, смешавшись с отчаянным воплем задетого мужика. Народ охнул, Солоха так и замерла, когда на только отстиранную ткань рубахи брызнула горячая кровь.
Она так и не нашла в себе сил сдвинуться с места или же попросту упасть в обморок так и глядя во все глаза как озлобленные крестьяне напирают на вовкулаку. Оборотень затравленно озирался по сторонам. В какой-то момент его взгляд вновь наткнулся на Солоху, и девушка не смогла сдержаться, засунув руку в карман, где покоился сокровенный мешочек. А в сознании, словно бы только и ожидая подходящего момента, складывались строки древнего наговора.
В какое-то мгновение, когда селянка уже была готова произнести первое слово, что-то стремительно изменилось. Это самое неведомое что-то, заставило Селянку пораженно захлопнуть рот, и, похолодев от ужаса обернуться навстречу тому самому. Этим самым оказался одинокий мужчина, с ног до головы закованный в латы. Медленно, но он все же приближался. И от каждого его шага сотрясалась, земля, заставляя Солоху беспомощно потупить взор. Она чувствовала эту силу превосходства, которая казалось, попросту оплетала охотника с ног до головы. И она испытывала страх, первобытный, животный, твердящий ей бежать немедленно.
Огромным волевым усилием селянка заставила себя замереть, обернувшись обратно к вовкулаке. Загнанный в кольцо он тоже чувствовал охотника, и он не сопротивлялся, лишь зло поскуливал, прожигая мужчину взглядом багровых глаз.
— Долго вы, пане! Еле догнали! — отчитался на подходе какой-то селянин, озадаченно чухая тыковку.
— Ну, так догнали же, — охотник усмехнулся, и словно играючи обнажил клеймор из ножен. Один взмах и семенивший подле него селянин побелел, схватившись за сердце. Невероятно длинный и тонкий он являл собой настоящее подобие красоты и гармонии. Идеальное оружие, вес которого мог выдержать только настоящий охотник за нечистью.
Не глядя ни на кого, охотник прошествовал в круг, не отрывая глаз с вовкулаки. Улыбаясь, он якобы в шутку поигрывал клеймором, заставляя крестьян каждый раз невольно охать и хвататься за сердце. Впрочем, как позже догадалась Солоха, делал он это нарочно, чтобы спровоцировать к нападению именно вовкулаку. И оборотень оправдал ожидания, ринувшись на соперника выпустив когти.
Солоха в ужасе прикрыла рот, чтобы не закричать. В придорожную пыль каскадом хлынула ярко-алая кровь из рваной раны на пузе. Вовкулака же пролетев, стукнулся головой о корпус телеги, на которой как раз сидела селянка.
Уклонившийся от атаки охотник же только улыбнулся, смахивая со стали кровавые подтеки.
— Вот видите, люди добрые, — проговорил он, обведя взглядом собравшихся. — Если кто-то из вас еще не понял, перед вами самый опасный из всех видов оборотней — вовкулака. Он силен, бесспорно, но так же и глуп. Именно поэтому убить его не так-то и сложно.
Солоха отчаянно стиснула руки в кулаки, чувствуя, что отчаянно краснеет. Она не могла без слез смотреть на вовкулаку безжизненной тушей лежащему у днища их телеги, на его судорожное дыхание и выступившие на глазах слезы.
«Нет, я должна вмешаться» — пронзила девушку очередная опасная, но по-своему справедливая мысль.
Тем временем вовкулака поднялся и отряхнулся, обляпав телегу кровью. Досталась и передовому отряду. Сельское общество начало тихую перебранку, поспешно сдвинувшись назад.
Оборотень же хромая побрел к охотнику. Его тело трясло крупной дрожью, но он все же упрямо шел, оскалив окровавленные клыки. Из его глотки вырвался устрашающий рев, заставив особо впечатлительных помянуть Белобога.
Солоха же, воспользовавшись моментом, поспешила соскочить с телеги, тихонько зашептав:
— Мать Сыра-Земля, не откажи, сына своего пощади. Суд несправедливый пресеки. Сына своего спаси, — ее колени машинально согнулись, руки коснулись придорожной пыли.