— Внезапная смерть не всегда внезапна, — неожиданно пробормотал он. — Кому же ты успела передать свой дар, Матрена Никитишна?
***
Солохе было дурно. Хмуро глядя на расстилающийся по сторонам степной пейзаж она все не находила себе место. Вроде и не болело у нее ничего, и жажда с голодом не мучили. А не сиделось ей на месте. Так и норовило тело встать, да бежать куда-то, бежать без оглядки.
Возня селянки не прошла незамеченной ни для купца Добрика, ни для шамана, представившегося спутникам Улулуком, ни для сидевшего подле нее манула. Впрочем, Добрик не стал приставать к девушке, списав такое поведение на встречу с вовкулакой.
Да, на счастье Солохи ее роль в чудном спасении вовкулаки не подтвердилась. Не сведущие в колдовстве селяне и наймиты списали поведение девушки на шок. Действительно, стоит ли ожидать выдержки от глупой сельской девки?
Охотник отбыл сразу же, как только его вытащили из земли, унесшись в сторону лесов. При том он успевал источать такие трехэтажные и отборные, что заставило даже самых ярых любителей нецензурщины разочаровано покачать головой. Ослепленный яростью он и не подумал искать причину землетрясения в лице хрупкой, поседевшей от страха и дрожавшей как осиновый лист на ветру девице. Действительно, что толку искать магию в темной, грязной оборванке? Уважающая себя ведьма по его соображению никогда бы так не вырядилась, и тем более не стала бы с людьми якшаться.
Магию же он списал на проделки раненого вовкулаки и только больше зажегся мыслью выследить и снести ему голову.
Шаман же, как и догадывалась девушка не спешил раскрывать наймитам глаза. Угостив ее успокоительным настоем из каких-то трав, он молчаливо ушел обратно к варварам. Его место поспешил занять запаханный Адин.
Как и всякий юноша, он буквально светился от пережитого чувства настоящей опасности. За своими переживаниями, душевных метаний Солохи он не замечал.
— Впервые видел вовкулаку своими глазами! — восторженно бубнил он, размашисто жестикулируя. Сидящий на облучке Митяй лишь по-отечески усмехался, выслушивая этот бессвязный восторженный лепет. Ехавшая же за добриковской телега варваров следила за пятым сыном с плохо прикрытым презрением. Глядя на надутое лицо Сураона, отца Адина, Солохе осталось только посочувствовать своему новому товарищу.
— Тебя что-то беспокоит, я прав? — спросил манул, покосившись на нервно теребившую края своей рубахи девушку.
— Я сама не знаю… — виновато откликнулась Солоха, растерянно оглянувшись. — Как-то в груди щемит, — она виновато улыбнулась, дотронувшись рукой до груди. — Муляет, понимаешь?
— Надеюсь, это не из-за вовкулаки? — манул нахмурился, пристально глядя на свою спутницу. Девушка же задумчиво покачала головой.
— Нет, это что-то совсем другое… Словно бы меня что-то зовет, а что, понять не могу.
Манул озадаченно хмыкнул. Что-то на подобии этого он уже когда-то слышал, пытаясь припомнить от кого, и когда. Внезапная догадка стала для него настоящей неожиданностью. Исподтишка разглядывая нервно мотающую головой девушку, он пришел к выводу, что его опасения подтвердились. Неосознанно, но Солоха чувствует смерть своей наставницы. Чувствует, что нить их связывающая оборвалась.
Впрочем, когда-то это должно было произойти. Старая ведьма все равно должна была помереть, не сегодня так завтра.
Манул не смог не восхититься находчивости старой ведуньи. И силу она передать успела, и опасный артефакт спрятать, и надежную охрану обоим состряпать.
— Интересно, почему это я должен ей помогать? — манул презрительно скривился. Людей он не любил, а ведьм особенно.
— Ну, может потому что у Раамона Даксталь есть невыполненное обязательство одной весьма почетной и уважаемой колдунье? — Матрена хитро сощурилась, проведя рукой по лицу. Манул охнул, его зрачки просветлели, выпущенные ногти с силой впились в густую траву.
— Это вы! — воскликнул он пораженно. Та самая ведьма, что однажды спасла ему жизнь, та самая, обучившая его всем ведьмовским премудростям.
— Именно. К тому же, как мне известно, ты и сам вроде как направлялся в Столицу, я права?
— Верно.
— Тогда, совмести приятное с полезным, и твой долг жизни будет зачтен. В противном случае, ты и сам знаешь, что тебя ждет…
— Знаю, вы сами мне когда-то рассказали об этом, — Май понурил голову. Его обыграли, обставили как глупого котенка. — Если она вам так дорога, то почему сами не отправитесь с ней?
— А разве ты не видишь, что я умираю? — уголки губ старой ведьмы дрогнули, в глазах заблестели слезы. — Плохо же ты слушал мои рассказы, оборотень. В течение долгих лет я умираю, медленной и мучительной смертью. Моя душа не покинет этот мир, покуда я не передам свой дар кому-то другому. А как только я это сделаю, я начну выгорать. Я даже не хочу думать о том, что меня ждет. Я слишком много грехов совершила по молодости. Боги за это меня не пощадят. Поэтому, пожалуйста, защити мою избранницу. Чтобы она не повторила мою судьбу, и дар не стал для нее таким же проклятием, как и для меня.
Старуха плакала. Тихо катились крупные слезы по ее щекам, поблескивая серебром в лунном свете. И в тот миг. Глядя в ее настоящее, старое и несчастное лицо манул понял, что как бы ему не было противно. И как бы сильно он не любил ведьм и людей, он исполнит волю старой ведьмы.
— И еще, до поры до времени не говори ей всю правду. Я хочу, чтобы девочка запомнила меня только с хорошей стороны. Моей участи это не облегчит, но все же…
— Хорошо, я ведь ей тоже задолжал. Спишу на это, — кивнул оборотень.
— И еще, надень, пожалуйста, штаны, а то еще простудишь самое святое, — ведьма озорно подмигнула, растворяясь в ночном тумане. Манул же тихонько выругался. Заговорился и не заметил даже как трансформировался. Обернувшись, оборотень поспешил стянуть с веревки чьи-то мужские штаны.
— Да, неплохо живут крестьяне в этом захолустье, — фыркнул оборотень, подпоясывая штаны тонким кожаным пояском.
Устало, вздохнув, манул опустился на гору дорогих восточных ковров, перекочевавших с чьей-то повозки в телегу к Добрику. Ковры оказались удивительно мягкими. Прикрыв глаза, оборотень и не заметил, как начал дремать. Говорить об истинной причине своего решения он пока не будет. Действительно, пусть Солоха запомнит свою наставницу как доброго и честного человека, но не как ведьму-убийцу.
***
Эту ночь обоз встретил в диком поле. Стоило только солнцу окончательно скрыться за горизонт, как вокруг, вдоль тракта растянулась цепочка ярких, весело горящих костров. Возле каждого стояло по две — три телеги, стоял веселый разноголосый гомон, пахло подгоревшей кашей.
Солоха сидела на облучке, безо всякого вдохновения жуя недоваренную пшеничную кашу. Недалеко суетился Добрик, пытаясь помочь наймитам собрать некое подобие шатра для купца. Как и обычно, его стараниями очередное чудо инженерной мысли прожило около пары минут, а после скорбно покосилось, заставив работяг недовольно переглянуться. Стало понятно, что от добриковской помощи больше вреда, нежели пользы.
Манул же держался как всегда обособленно, с явным удовольствием созерцая уже третью провальную попытку поставить толковый шатер. Ему-то шатра точно было не предусмотрено, потому, видимо, и веселился.
— Позор, позор моим сединам! — картинно заламывал руки купец, с ненавистью покосившись на рухнувший шатер. — Все, посплю без него!
— Куда уж вам, Добрик Владисловович, — залебезил перед ним Митяй, еле сдерживаясь, чтобы не рассмеяться. Остальные наймиты тоже втихую усмехались только больше разъяряя купеческую кровь. — Комары закусают, да и холодно ночами спать. Мы-то привычные, а вы…
— А я сказал, значит, по-моему, будет. Расстелите мне на моей телеге, — упрямо замотал головой купец.
Мужики недоуменно переглянулись, но спорить не стали, спешно убрав шатер. Желание клиента — закон.
Следующим внимание Солохи привлек шум с соседней стоянки, где как она знала, расположились северные варвары. Шум был весьма необычным, более напоминая выстукивание каких-то маракасов и барабанов. Заинтригованная, селянка отложила недоедки и поспешила покинуть собственный лагерь, тихонечко подойдя к костру варваров.