— Да нет же…- ответила Солоха. Именно в этот момент ее внимание привлек ярко расписной фасад местного храма. По старой традиции селянку с детства приучали, что на Зеленые Святки честный крестьянин просто обязан сходить в храм и помолиться. А потому девушка тут же остановилась, решая, есть ли у нее время на молитвы. После недолгих раздумий набожность все-таки победила. И девушка решительным шагом направилась к храму.
Май, сообразивший, куда они направляются, принялся громко показательно фыркать.
— Ну что опять не так? — не выдержав его сердитого сопения над ухом, поинтересовалась Солоха. — Не хочешь идти в храм?
— Не хочу, — не стал кривить душой оборотень. — Меня просто с души воротит, когда вижу эти безумные моськи молящихся, задаром кормящих целый пласт чрезвычайно хитрых и изворотливых людей.
— Что ты такое говоришь? — девушка испуганно распахнула глаза, глядя на усмехающееся лицо манула. По спине девушки пробежал едкий холодок. Она и сама нередко задумывалась, куда уходят их подношения. И хотя она не была набожной, как ее мать, она любила на праздники прийти и помолиться, высказать незримому собеседнику все свои переживания, попросить совета. Сама аура храмов ее подкупала: тихие, светлые, где повсюду витает аромат целебных трав и эфирных масел, где люди были необычно спокойные и сосредоточенные. А еще храм всегда напоминал ее первого учителя, давшего ей мечту. Именно поэтому Солоха на дух не переносила тех, кто отзывался о религии с таким пренебрежением. Нет, ее чувства манул вряд ли ранит, но вот чувства других, более ранимых и по-настоящему верующих людей он может обратить в ничто.
— А что такое? Для умного человека не секрет, что религия была создана для того, чтобы стричь овец. Я же бараном себя не считаю, поэтому вестись на эту разводню, не желаю. Пойдем.
— Ну, уж нет, — девушка сердито насупилась. — Я пойду туда, куда сама захочу. А если ты не хочешь — твое дело.
Сказав это, селянка развернулась, бодрым шагом направившись в храм. Манулу только и оставалось, что провожать ее слегка растерянным взглядом.
***
Внутренне убранство этого храма было в десятки раз богаче и пышнее сельского. С первого взгляда на широкие, искусно выделанные позолотой барельефы Солохе стало понятно, что паства и приход тут не чета ихнему. Впрочем, девушка моментально поняла, что ей тут нравится. Основная толпа верующих уже схлынула, остались только самые фанатичные единицы, тихонечко молящиеся у алтаря Белобога. Алтарь же его брата пустовал, поэтому Солоха, не долго думая, направилась именно туда, вытащив из кошелька пару медячков. Остановившись около чаши для подношений, она аккуратно ссыпала их, прикрыв глаза. Приятный полумрак, озаряемый лишь пламенем небольших свеч, успокаивал. В доме Чернобога не было места яркому и решительному свету, поэтому даже в самый ясный солнечный день жрецы заботились о том, чтобы атмосферу интимного полумрака ничто не могло нарушить.
Где-то вдалеке тихо журчала вода, а рядом, умопомрачительно пахла ладанка с благовониями. Приоткрыв глаза, девушка с интересом изучала высеченный в камне облик божества-мятежника. Идеальная фигура настоящего воина, суровое необычайно красивое лицо, широко распахнутые глаза с веретенообразным зрачком, которые, казалось так, и прожигали насквозь. Довершали картину обрубки роскошных крыльев, высеченных за могучей спиной повелителя ночи. В своей левой руке грозное божество сжимало хопеш*, а в правой длинную плеть — символы власти и подчинения.
— Как необычно видеть в такое позднее время такую молодую девушку, — из какой-то ниши появилась сгорбленная фигура старого жреца — служителя культа Чернобога. Это было заметно по черному балахону, в который служители культа мятежника закутывались целиком, скрывая не только свою фигуру, но и лица.
В народе считалось дурным знаком, если служитель культа Чернобога решал заводить разговор. Обычно слуги его показывались в ночное время, когда в храме уже не было просителей. Видели черных жрецов редко и только по самым большим праздникам.
Солоха же, не обладая сильными забобонами лишь вежливо улыбнулась в ответ. Она считала так: как себя человек настроит, так все и выйдет. Если будешь искренне верить во все плохие приметы, то для тебя они точно сработают.
— Здравствуйте, у вас тут очень уютно, — ответила жрецу селянка.
— Редко, когда я слышу такое от человека, — беззвучно рассмеялся жрец, моментально заставив Солоху побледнеть. — Но это всего лишь значит, что в тебе больше от Чернобога, дитя.
— Мне мама в детстве тоже так говорила, особенно, когда я шкодила, — попыталась свести все к шутке девушка.
— Да, не каждому дано постичь суть гармонии нашего мира.
— О чем вы?
— Видишь ли, наивные люди считают, что ночь и тьма — это плохо, люди боятся пауков и ненавидят мышей, убивают духов природы. И только единицы осознают, что ночь создана для отдыха людского, а пауки поедают мух и комаров. Мышами питаются другие важные человеку хищники. Мир состоит из вечного противостояния, из единства тьмы и света. Именно мы культивируем у человека, если не чувство уважения, то, хотя бы терпимости к тьме и всем ее проявлениям, — снисходительно ответил жрец. Солохе даже на мгновение показалось, что он улыбается. Впрочем, увидеть так это или нет, ей было не дано. Плащ, покрывающий голову жреца, был слишком плотным. — Однако уже сейчас наш культ вымирает. Людям не выгодно содержать сразу двух богов, дитя. Появились охотники на нечисть, пришедшие из-за моря, а жрецы Чернобога утратили почет и уважение.
— Это прискорбно, — пробормотала явно смущенная такой откровенностью селянка. Невольно ей вспомнилось, что даже ее набожная мать охотнее шла молиться именно к жрецам Белобога. При этом, стараясь, лишний раз не подходить к алтарю Чернобога. Аналогичное девушка не раз подмечала и за другими крестьянами. — Только вот почему вы это говорите именно мне?
— Потому что ты отличаешься от остальных прихожан. Взгляд слишком добрый, видно, что судьба тебя еще не успела потрепать, — хрипло рассмеялся жрец. — Именно такие люди обычно и волнуются о тонких материях. Простому прихожанину это не нужно. Ему нужно задобрить богов, и быть уверенными, что на их поле не нападет саранча или еще какая погань. А по таким вопросам обращаются отнюдь не к нам, верно?
— И все же я не понимаю…
— Не все сразу, дитя, — качнул головой жрец. — Я — последний жрец Чернобога в этом храме и уже очень скоро умру. Преемников у меня нет и уже не наметиться. Я должен выговориться и по возможности попросить об услуге.
— Меня? — девушка удивленно приподняла брови.
— Тебя, именно тебя. Я не могу оставить это тут… — жрец воровато заозирался, вытащив из-под балахона какой-то небольшой сверток. — Он сам велел передать это тебе
— Но, я не могу… — попыталась отнекиваться Солоха. От одного взгляда на странный сверток у нее задрожали коленки, а сердце пропустило пару сильных, практически болезненных ударов. Привыкшая верить своим чувствам селянка моментально классифицировала нечто, находящееся в пакете как нечто очень важное, и опасное. — Должно быть, произошла какая-то ошибка.
— С его указами не спорят! Бери! — в голосе жреца послышались явно угрожающие нотки. Он решительно шагнул к замешкавшейся селянке, буквально всучив ей в руки сверток. — И помни: мир строиться на вечном противостоянии. Это и есть суть гармонии!
— Постойте, я не… — девушка удивленно обернулась. Пока она разглядывала сверток, жрец успел исчезнуть, оставив ее в гордом одиночестве наедине с грозной фигурой Чернобога и алтаря. — И что это еще за он… — прошептала сбитая с толку девушка, растерянно сжимая в руках продолговатый сверточек. Прощупав, его девушка пришла к выводу, что содержимое точно не камень и не оружие. Что-то явно гибкое и необычайно легкое. Впрочем, смотреть на неожиданный подарок Солоха не стала, поспешно запрятав его в левой штанине своих шаровар. Грубая, свободная ткань идеально скрыла присутствие постороннего подарка.
Молиться резко расхотелось, Солоха поспешила покинуть стены ставшего разом негостеприимным храма.