— Традиция такая, — неохотно буркнул Матюха, ловко перескакивая через очередные огуречные заросли. Мужчина осмотрелся, с ужасом узрев, что за прошедшее время сваты не прошли и половины грядки. Самому купцу тоже начинало поднадоедать это приключение.
— Бред сивой кобылы, — пропыхтел еще один Матюхин родыч — Ждан. Как и Власт он плохо ориентировался на грядках, с успехом продолжая дело кума. Усложнял ему дело внушительный сверток, в котором деятельный сват хранил свою домбыру. Инструмент при ходьбе тихонько и жалобно позвякивал, будто бы плачась по своей нелегкой судьбе. — Надо было как нормальные люди, идти улицей.
Матюха многозначительно промолчал. Теперь-то уже было поздно об этом говорить. Легче было идти на прямую через соседский огород, чем опять влезать в непроходимые малинные дебри. По крайнее мере возвращаться туда, чтобы вернуться на нормальную дорогу никому не хотелось.
Купец повертел головой. С наступлением темноты ухудшилась видимость и активизировались комары. Они стаями вились над головами незадачливых сватов, норовя извернуться и усесться на место послаще. Больше всего от них страдал именно Матюха, в очередной раз принявшись яростно молотить воздух вокруг себя.
Идущий подле него жених издал только горестный стон. Ему, привыкшему к роскоши и комфорту, было жутко находиться на этом огороде. В каждой удлинившейся тени, веточке или же кустике ему мерещились жуткие потусторонние твари, пристально следившие за их передвижением. Парню казалось: только отвернись — набросятся. Именно поэтому он продолжал храбриться, с вызовом глядя на каждый встречный росточек.
Последней каплей его терпения стала парочка летучих мышей с тихим шелестом пронесшихся над его головой. Парень истошно пискнул, преодолев остаток грядки за считанные секунды. Даже сам Путятя не подозревал, что с его габаритным брюшком можно так резво скакать. Остальные сваты смотрели на него с плохо скрытой завистью. Он-то уже преодолел это минное огуречное поле!
— Эй, нам еще долго это терпеть? — накинулся на отца парубок, стоило только тому ступить на более устойчивую землю.
— Нет, уже, считай, дошли, — отдышавшись, выдавил Матюха, держась за грудь. Лишний вес и возраст давали о себе знать покалываниями в области сердца. — Вот их дом, — Матюха указал куда-то влево, где из-за соседского сада светился одинокий огонек. Солнце уже успело скрыться, окончательно уступив место непроглядным потемкам. Ждан и Власт поспешили зажечь свечи, продолжив путь.
Далее дело пошло легче. В саду было тяжело запачкаться, запутаться или же на что-то важное наступить, поэтому уже через каких-то десять минут сваты гурьбой высыпали во двор к Тихону. Двор встретил их сосредоточенной тишиной: бдительный Тихон успел даже своего брехливого пса запереть, дабы тот ненароком не вцепился кому-то в пятки. Приветливо светившиеся окошки аккуратненького домика убедили городских, что их уже ждут.
Не став ходить вокруг да около, вперед направился Власт. Уже подойдя к крыльцу, он начал стремительно меняться: раздражение сменилось на его лице радостной широкой улыбкой, осанка выпрямилась, шаг стал более уверенным и свободным. Мужчина молодцевато подбоченился, сдвинув свою шапку набекрень, и с силой бухнул в дверь. За его спиной поспешили выстроиться все остальные. Ждан встал рядышком, вытащив из своей котомки бережно закутанный в белое полотенце круглый хлеб. За ним пристроился Матюха, крепко держа правой рукой Путятю, — в левой он держал увесистый куль с подарками для невесты и ее родителей.
В доме завозились, и на порог выскочил принаряженный Тихон. Городские даже не сразу признали в нем своего знакомого, недоуменно замотав головами. Тихон тоже не сразу признал в стоящих на крыльце сватов, обведя команду испуганным взором, затем, выделив знакомые лица, заулыбался, демонстрируя собравшимся пару внушительного вида дырок в зубах.
— Ну что, здрасьте, здрастье! — разлился соловьем Власт, делая изящный реверанс. — У вас товар — у нас купец! *
— Милости просим, гости дорогие! * — кивнул ему Тихон, впуская всю массовку в сени.
Власт уверенно зашагал внутрь, где уже был накрыт праздничный стол. Около печи стояла наряженная и раскрасневшаяся Параска, придерживая Солоху. День упорного наведения праздничного марафета себя оправдал: даже дородная фигура Параски в корсете визуально удлинилась, создав некое подобие тонкой талии. Весь жир с талии буквально «перетек» в бюст, угрожающе выпирающий из лифа. Путятя испуганно перевел взгляд с тещи на саму невестку и тут же довольно усмехнулся. Все же Солоха оказалась редкостной красавицей: молодая и здоровая, с крепкой фигурой, ярким смелым взглядом оливковых глаз и длинной густой волной пшеничных волос, заплетенных в мудреную косу, украшенную цветами и драгоценными каменьями. не совестно было брать в жены.
— Идут к вам купцы за товарами.
Нам нужны не рожь и пшеница.
Не жемчуга скатные,
Не шелка раскатные,
Не заяц, не соболь, не куница,
А ваша дочь — красна девица…
У вас дочь — хорошее пшеничное тесто,
У нас — князев сын ржаное тесто.
А нельзя ли нам слепить их вместе? * — залился соловьем Власт, прихлопывая в такт музыке. Ждан, успевший вовремя достать домбыру рассмеялся, подмигнув моментально стушевавшейся Солохе.
— На наш товарец мы заморского купца найдем* — как бы невзначай ответил Тихон, уличив момент проигрыша. Власт и Ждан изобразили картинное возмущение.
— В нашем жите хорош росток! Суженого примите, а ряженую подайте! * — не сдавался Власт. Стоящий рядом Матюха важно закивал. Звуки домбыры стали все более настойчивыми.
— Просим не прогневаться; ищите лучше нас, * — отрезал Тихон, присев на лавку.
— Воля батюшкина, нега матушкина*, — прошептала Солоха, покорно склонив голову. Выбившиеся из косы прядки прикрыли задорный блеск ее глаз и коварную улыбку.
— У вас товар, у нас — купец,
У вас девица, у нас — молодец.
У нас ключ, у вас — замок,
У нас шмель, у вас — цветок.
Не тяните, не зевайте,
А короче отвечайте.
Слово «Да» короче «Нет» —
Лучше «Да» сказать в ответ.
Красота — не самовар,
Скоро портится товар.
Девок больше, чем ребят,
А вот замуж все хотят.
Чтобы локти не кусать,
Лучше «Да» вам нам сказать.
Не катите гарбуза,
Голосуйте дружно — «За!»* — вышел вперед Ждан, успевший вовремя закончить свою игру, протягивая застывшим родителям роскошный, богато расписанный каравай. Лишь одного взгляда хватило Параске, чтобы завистливо закусить губу. Их каравай не шел ни в какое сравнение с таким шедевром. Его даже есть было совестно.
Тихон и Параска синхронно переглянулись. Солоха, улучив момент, поднялась. Обычай требовал ответного каравая, и она поспешила выйти за ним. Рядом с испеченным хлебом у печки лежала ее заветная торбочка, которую в спешке не заметили. Солоха усмехнулась, достав оттуда что-то круглое, обмотанное вышитым в ручную полотенечком.
— Хлеб-соль берем, а вас пировать зовем*, — после недолгой паузы изрек Тихон, завидев дочурку с подношением. Он окинул рушник долгим пристальным взглядом. Что-то ему не нравилось в его практически идеальной, шарообразной форме. — Коровай вы наш встречайте.
Девушка мило улыбнулась, вручив невольно замершим сватам свой сверток. Власт, принявший ответный дар, настороженно огляделся. Больно тяжелым оказался каравай. Мужчина поспешил распаковать сверток, предъявив на свет божий бок небольшой тыквы.
Параска и Тихон охнули, встав с лавок. Маска доброжелательности моментально слетела и с Матюхи. Путятя побелел, с ненавистью сверкнув глазами в сторону невинно хлопающей глазками Солохи.