Женс молчал, с каждой минутой все больше мрачнея. Смотрел задумчиво, куда-то сквозь сидящего подле него шинкаря, вертя машинально в руках свою так и не пригубленную чарку.
Юрий тоже призадумался. За время, проведенное вместе с охотником, он успел всякого насмотреться: и бунтующих домовых, и мелкой нечестии, даже иногда помогая в изгнании охотнику.
Следя и анализируя действия Женса во время путешествия, он все чаще и чаще не мог стоять в стороне. Своими глазами видел, сколько горя слуги Чернобога приносили людям, потому старался по мере своих скромных сил помогать, принимая на себя роль благородной, но уже не настолько беззащитной жертвы.
В первый раз, услышав его просьбу, Женс лишь недоуменно приподнял брови, во вторую неожиданно согласился, выдав из своих запасов небольшой окропленный слезой Иррииловой стилет. В тот раз оружием Юрий воспользоваться не сумел, хотя очень хотел. Он и сам не понимал, что его тянет: только ли свое желание или же воля артефакта?
В следующий раз стилет все-таки пригодился. Тогда он впервые убил нежить, всадив его утопленнице в шею по самую рукоятку. И хотя на его геройство Женс никак не отреагировал, парень чувствовал, что охотник его поступок одобряет. Зато сам Юрий себя не одобрял, не был он доволен и своей верой, оправдывающей существование и право на жизнь нечисти, вредящей людям.
Тогда, видя глаза окончательно упокоенной им нежити он не чувствовал угрызений совести, лишь облегчение и радость за освобожденных жителей того села. Живущая у них в озере тварь успела за лето утопить много хороших работников, оставив детей без отцов, а жен — без мужей.
Следующих своих жертв парубок уже не запоминал. Были среди них и домовые, и овчинники и просто мелкие духи, приносящие хозяевам беду. Однако сильную нечисть Женс всегда уничтожал сам. Юрий же гнаться за славой не спешил, все еще памятуя о так не зажившем шраме, на всю жизнь изуродовавшим тело.
— Думаю, вы правы в своих опасениях, — наконец произнес охотник. — У меня есть предположение, что могло поселиться в этих землях, и упаси вас Ирииил, от того, чтобы мои догадки оказались верными…
От таких слов шинкарь моментально спал с лица, схватившись за сердце. Глаза его широко распахнулись, руки задрожали, расплескав пару капель сбитня на столешницу.
— Что же делать пан охотник? Неужели и вправду всем теперь уезжать отсель? — прошептал шинкарь.
— Я же не говорил, что точно уверен в своем решении. Помните, Ирриил своих детей не покинет, — ответил ему успокаивающе Женс. — Завтра с утра выдадите мне провожатого, и я лично взгляну на этот хутор. В случае худшего пошлем весточку в цех для капитальной зачистки. Можете, не бояться, Ирриил вас не покинет. Обсудим подробности завтра, хорошо?
Шинкарь охотно кивнул и, подорвавшись с насиженного места, ушел к компании заметно разошедшихся мужиков. Кажется, у них начиналась потасовка.
Какой-то невысокий и толстоватый мужичок подхватил горе-скомороха за грудки, принявшись трясти его изо всей свое силы. Сопровождалось это сальными шуточками, грубым, пьяным смехом и даже поползновениями вмешаться со стороны собутыльников. Домбрыст сначала отнекивался всячески, а затем, видимо не вытерпев, что есть мочи огрел своего оппонента по голове злосчастной домбырой. Инструмент хрустнул, но выстоял. Мужик тоже в обморок падать не спешил, зато покраснел сверх меры, принявшись уже не сдерживаясь в выражениях лупасить скомороха. К действу присоединились другие славные витязи, перекинув стол и перебив всю посуду.
— Пане Маковски, да что же это вы? — порхал над разгневанным мужиком шинкарь. — Успокойтесь, Белобога ради!
— Да ты хоть слышал, чего обо мне этот пес запевал? — гневным ревом ответил ему пан, сверкая налитыми кровью глазами. Несчастного скомороха он выпустил. Однако долго домбрысту радоваться свободе не дали: верные панские помощники тут же подхватили его под белы рученьки, оставаясь совершенно глухими к тихим мольбам и просьбам музыканта.
Шинкарь потер залысину, стараясь не смотреть в лицо пана Маковски. Знал, небось, что там про него мог спеть изрядно осмелевший музыкант, а потому молчал, пытаясь подобрать нужные слова. Супротив самого пана мытаря он идти никак не мог.
— Не слышал, но коли, обидел чем, то завтра же и накажем, пане, — наконец произнес шинкарь. — Не сейчас, не в чернобогово время, пане наказывать.
От упоминания имени падшего бога пан Маковски заметно протрезвел. Как и всякий житель приграничья, был он забобонным сверх меры. Икнув, он тут же сел на стул смиренно, приказав:
— Тюльку не отпускать. В погреб его киньте. Завтра поутру будем разбираться с ним. А сейчас спать.
Мужики кивнули, шинкарь тут же, встрепенувшись, повел достойных мужей и присмиревшего Тюльку на кухню, к погребу.
— Пойдемте, панове, я приготовила вам комнату, — позвала девчушка Юрия и Женса.
Спутники, переглянувшись, поднялись, последовав на второй этаж за своей проводницей. В конце концов, к ним проделки скомороха Тюльки отношения не имели.
Комментарий к Глава 37 Охотник путешествует
Сбитень - старинный восточнославянский напиток из воды, мёда и пряностей, в число которых нередко входили лечебные травяные сборы.
========== Глава 38 Охотник становится монстром ==========
Юрий предполагал, что после долгой дороги проснется поздно. Однако же пробуждение по утру следующего дня вышло на редкость ранним. Протянувшись на мягкой кровати, парень сладко зевнул, рассматривая потолок. Ничего интересного он там не увидел, а потому поспешил подняться.
Сквозь просторное окно, зашторенное чистой занавеской, пробивался яркий свет и открывался красивый вид на дорогу. Подойдя, Юрий с улыбкой подметил мальчишку - пастушка, уже гнавшего на выпас стадо коровок. Парнишка что-то бойко насвистывал, активно работая кнутом. Рядом носился небольшой пес, то и дело сбегая с дороги в траву.
Парубок и сам не заметил, как начал улыбаться. Этот незнакомый ему ребёнок очень сильно напоминал Юрию его самого. Такой же босоногий, худосочный и чумазый. Но при этом такой счастливый.
Вот, калитка со двора трактира приоткрылась и на дорогу выскочила уже знакомая Юрию девчушка-служанка, украдкой озираясь. В руках она держала туго завязанный узелок. Завидев её, пастушок остановился, заулыбался.
Девчушка же украдкой подскочила к нему, сунула в руки принесенное, и отчаянно краснея, засеменила обратно в трактир. Пастух попробовал окликнуть её, но затем, опустив голову, поплелся прочь, прижимая к груди сверточек.
Юрию смотреть резко расхотелось. Он отошёл от окна, натянул рубаху, пригладил стоящие торчком волосы и вышел.
Внизу было людно. Пара стариков с интересом следили за трапезой охотника. Женс, облачённый в блестящий доспех, не спеша завтракал, словно бы и не замечая пристального внимания, которое ему оказывали. Юрий направился к нему, невольно прислушавшись к голосам, доносящимся с кухни:
- Опять кормишь этого заморыша! Сколько раз тебе говорить, чтобы не лезла к этому собаке!? - гремел шинкарь.
- Я ничего не…
- Не желаю слушать. Ещё раз увижу - выпорю и тебя и его! А теперь иди!
Дверь приоткрылась. Девчушка мышью выскочила, подхватила поднос, поставила на него чарки и пару мисок с похлебкой, побежав к мужикам.
- Что, Сонька, опять Лелю помогаешь? - усмехнувшись, молвил один из сельских, пригубив чарку. - На кой он тебе сдался, сирота безродный?