Когда я остановился перед домом, весь в пыли и грязи, напоминающий своим обликом более бродягу, чем мирного странника, взгляд мой был спокоен и умиротворен. Слуга, открывший дверь, уставился на меня с выражением возмущения на сонном лице, но голос мой прозвучал не просительно, а властно:
– Я прибыл, чтобы увидеть Джона Ди.
* * *Зала, в которую меня провели, была обставлена с аскетичностью, более вызывающей, чем роскошь. Она всем своим видом заявляла о том, что хозяин ее желает казаться человеком воздержанным и скромным. Однако самый воздержанный человек не откажется по доброй воле сидеть на мягком кресле, предпочтя ему грубую скамью. Лишь скамья да стол составляли всю обстановку комнаты, и будь она не столь просторна, вполне сошла бы за монастырскую келью.
Я ждал долго… Пока наконец в залу не вошел седой белобородый человек в богато расшитом бордовом камзоле. Он остановился возле окна, рассматривая меня и хмуря густые брови.
Я не видал великого алхимика раньше, но много слышал о нем, и мое представление совпало с его действительным обликом. Джону Ди пошел шестой десяток, хотя, как я позже узнал, он тщательно скрывал свой возраст. Но его седина, глубокие складки возле носа и губ, а более всего – выражение глаз не дали бы обмануться внимательному человеку. Белки глаз его были воспалены, но я полагал, что причина не в болезни, тем более что на щеках сэра Джона лежал живой румянец. Прямой как палка, с длинной, ухоженной бородой, которую он поглаживал, разглядывая меня, Джон Ди вовсе не показался мне столь проницательным, насколько его описывала молва.
Однако недооценивать его нельзя! Я помнил, сколь многое поставлено на карту. Моя дальнейшая судьба зависела от этого человека.
Шагнув сэру Ди навстречу, я учтиво склонился перед ним:
– Меня зовут Эдвард Тэлбот, ваша милость. Я прибыл к вам, чтобы…
И тут лицо мое изменилось. Я перевел взгляд за плечо хозяина, приоткрыл рот и замер, словно пораженный увиденным.
Он обернулся, но, не обнаружив ничего, оборотился ко мне и резко спросил:
– Что с вами?
Медленно-медленно я откинул голову назад, словно следя за движением кого-то невидимого, кто поднимался все выше и выше, и благоговение застыло на моем лице.
– Вот оно… Опять… Они снова являются мне, они говорят со мной, призывая быть проводником их воли…
Чтобы разобрать мой шепот, Джону Ди пришлось подойти ближе.
– Я вижу их… – шептал я, выкатив глаза и молитвенно сложив руки. – Вижу! Одежды их белоснежны, и две золотых овцы идут за каждым. Они хотят говорить с вами, сэр Джон!
– Что?!
– Руно золотое, оно сверкает ярче солнца, и обласкан Господом Богом нашим будет тот, кто выдержит его свет! – Я бормотал все быстрее, будто ополоумев и не замечая, что слюна летит у меня изо рта. – Да превратится оно в золото и воссияет в руках наших, вот что говорят они! Они призывают вас, но не слышите вы, ибо черный ангел Уриэль стоит за левым плечом!
Алхимик вздрогнул и бросил короткий взгляд назад. Этот взгляд сказал мне все, что я хотел услышать: выбранный путь был верен. Я вскинул руки вверх, и голос мой возвысился, как у проповедника:
– Вижу, вижу вас! Слышу, но сам не в силах понять, что хотите сказать мне! Вот… вот сейчас… неужели снизойдете до меня?!.
Я весь напрягся, подался вперед, и глаза мои выпучились так, что я в самом деле ощутил боль. Меня затрясло, и руки мои задрожали, а затем я закружился волчком на месте. Когда же я остановился, то на губах моих выступила пена, и я отчаянно возопил:
– Нет, нет, не могу!
И упал навзничь.
Закрыв глаза, я лежал, тяжело дыша, на каменном полу и ждал. Рядом раздалось шуршание, и мою голову приподняли и потрясли – должен отметить, не слишком церемонно, – а затем еще и оттянули пальцем веко, так что мне волей-неволей пришлось приоткрыть глаза.
Джон Ди, алхимик ее величества, математик, ученый, астролог, географ, а заодно врачеватель, сидел возле меня с таким выражением на лице, что я расхохотался бы, не будь момент столь неподходящ для смеха. Рот полуоткрыт, суровость испарилась, и выглядит он не лучше ребенка, которому на ярмарочной площади бродячий фокусник первый раз в его жизни показал фокус с веревкой и тремя яблоками.
– Вы слышите меня? – с тревогой позвал он. – Послушайте, м-м-м…
– Эдвард… – слабым шепотом напомнил я.