– Обычные ушибы. Жить будешь, – заключила она и достала веточку шабрета из сумки. – Протри листьями синяки, и болеть почти перестанет.
Алида замолчала, вглядываясь вдаль, и ее сердце замерло в груди холодным булыжником. Теперь ей стало понятно, почему Вольфзунд так легко отпустил их. Если у них и был шанс добраться в город живыми, то самый ничтожный.
Впереди раскинулась отнюдь не равнина, как ей сначала показалось. Огромное болото с чернеющими глазами топких луж и скелетами мертвых деревьев звало путников в свои смертоносные объятия, под покров ядовитой духоты смрадного тумана. То ли от пасмурной погоды, то ли от обволакивающего землю тумана на болоте царил мглистый сумрак, будто здесь не существовало дня и ночи, а постоянно царствовали унылые сумерки.
– Рич, пойдем обратно и попросим у него пару летающих лошадей, – страдальчески произнесла Алида. – Я не пойду через болото!
– Ну, даже не знаю, что лучше. – Ричмольд красноречиво взглянул на ступени, уходящие далеко ввысь.
Он подошел к тоненькому сухому стволу осины и потянул на себя. Мертвые корни с легкостью вышли из земли, влажно чавкнув грязью. Ричмольд обломил верхнюю и нижнюю части ствола, и теперь у него в руках была длинная и крепкая палка.
– Надо же прощупывать дорогу, – ответил он на вопросительный взгляд Алиды. – Я пойду впереди, а ты ступай за мной.
– Заглаживаешь вину за падение? – спросила Алида, все еще отряхивая платье от грязи. – Что ж, это очень мило.
Ричмольд слегка смутился, но уверенно пошел вперед, прощупывая болото палкой.
– Хорошо бы найти моего папу, он всегда знает, как поступить, – сказала Алида. – Он такой добрый и большой… а твои родители тоже живут в городе?
– Моим родителем был Герт, астроном, – сухо ответил Ричмольд. – Когда мне было два года, он выменял меня у цыганки на мешок фасоли. Сразу понял: не может быть у смуглой женщины такого бледного ребенка. А она и рада была, потому что остальные прохожие даже потертого медяка не подавали. Плохо ей было со мной побираться, я даже не ревел.
– Ох, – сказала Алида, попытавшись вложить в этот вздох все свое сочувствие.
Она и не задумывалась, что Ричмольду может быть хуже, чем ей самой. У нее были родители, хоть она и не жила с ними, а ученик астронома, получается, остался совсем один. К тому же, подумала Алида, с его патологическим неверием в чудеса ему должно было чрезвычайно трудно принять тот факт, что астроном все-таки превратился в козодоя. Может быть, Ричмольду было бы даже легче, если бы наставник прозаично погиб при крушении башни. Странно, но она не подозревала о существовании астрономической башни в их лесу. А может, просто редко смотрела вверх, когда собирала травы для бабушкиных снадобий?
Нога Алиды со всплеском соскользнула в топь. Она поморщилась: башмак астронома теперь был покрыт толстым слоем темно-коричневой грязи.
– Вы постоянно жили в башне? Как два затворника? – спросила она, стараясь успевать за быстрыми шагами Ричмольда. Мурмяуз посапывал в сумке, свернувшись клубком, и пойманная ночью звезда мягко подсвечивала его пушистые бока.
– Иногда выбирались в Биунум по другой дороге. От нашей башни к главному тракту вела тропа, а там ловили попутную телегу. Герт сдавал в Библиотеку дневники с наблюдениями, а за это ему давали несколько монет. Он в основном книги на них покупал, ну и еду для нас. А кроме книг мне друзей и не надо было. Никогда не умел знакомства заводить. – Ричмольд глухо хмыкнул. – Однажды приехали в город, мне лет восемь было. Герт мне говорит: «Поиграй, Ричик, с детишками в мяч, пока я делами займусь». Ну, я встал в сторонке и смотрю, как ребятня мяч пинает. Задумался и не заметил, как мяч от стены отскочил и мне в лицо летит. Нос перебил, а я еще и упал на мостовую, синяк был огромный на всю… спину. Тогда и понял, что подвижные игры – не мое. Просто сидел на ступенях Библиотеки и читал. Или наблюдал за прохожими. Цыган, кстати, в городе давно нет. А моих настоящих родителей Герт не велел искать, уж не знаю почему.
Алида улыбнулась. Она и сама любила засиживаться за книжками допоздна, но все же не упускала возможности поиграть с деревенскими девочками. Особенно ей нравилось сидеть под сенью дубов и мастерить кукол из цветков одуванчика и сухих веточек, а потом шить для них одежку из разноцветных лоскутов. Потом, повзрослев, они дружно увлеклись гаданиями на суженого, во время которых Алида воображала себя настоящей ведьмой, которая проводит древний магический обряд, загадочный, как черный лес за деревней. Только вот воск в ее блюдце почему-то никак не хотел напоминать портрет конюха Ханера, а уныло сжимался полупрозрачным комком на донышке.