— На этом форуме общаются десятки пользователей, почему вы обратились именно ко мне?
— Я провел вчерашний день в поместье Марка Уолтема на северном побережье Лонг-Айленда. Изучив жесткий диск его компьютера, я несколько раз наткнулся на упоминание вашего имени.
— Да, я часто переписывался с бывшим сенатором по электронной почте. Исследования, которые он вел по зашифрованному манускрипту, который мы называем ms 408,[5] имели первостепенное значение. В последние недели он часто намекал, что совершил необычайное открытие.
— Он еще что-нибудь говорил?
— Нет. Участники форума охотно делятся информацией, помогающей расшифровке ms 408, но большинство их работ остается в секрете. Тем не менее я знаю, что Уолтем был убежден, что, если манускрипт до такой степени сопротивляется расшифровке, следовательно, он был закодирован на базе нескольких языков. Чтобы прийти к этому выводу, он сперва транскрибировал каждый из символов, изобретенных Роджером Бэконом, в буквы нашего алфавита. Если это вас интересует, думаю, что смогу разыскать основные элементы его обработки.
Продолжая объяснять, Томас Харви приблизился к клавиатуре своего компьютера. Несколько минут спустя он распечатал страницу и протянул ее Маркусу:
— Вот последняя транскрипция, которую Марк Уолтем прислал мне всего несколько дней назад. Он заметил, что слова LTN, GRC и HBR повторялись в тексте с необычной частотой. По его мнению, эти термины относятся к консонантному, то есть без гласных, письму, использование которого восходит к самым зачаткам письменности. Так, GRC означало grecae lingua,[6] HBR — hebraica lingua,[7] a LTN — latina lingua.[8] По мнению Уолтема, эти слова в манускрипте сообщают читателю о переходе от одной системы кодировки к другой. И основаны они на трех языках: греческом, древнееврейском и латинском.
— И, опираясь на эту обработку, бывший сенатор совершил открытие, которое бы позволило ему расшифровать манускрипт 408?
— Так он полагал. Но разве существует связь между исследованиями Уолтема и его нынешним состоянием?
— К такому выводу меня привели первые результаты расследования. После выступлений на форуме сенатор получил электронное сообщение от незнакомца, пожелавшего с ним встретиться. Марк Уолтем назначил ему встречу у себя дома, на Лонг-Айленде. Немного погодя он потерял рассудок в собственной библиотеке.
— Что вы знаете о подозреваемом?
— Почти ничего. Он посылал свои письма с виртуальных адресов, которые мы не смогли определить. Но каждое из них он подписывал как «Эдип».
— Эдип? — переспросил Томас Харви.
— Это имя вам что-нибудь говорит?
— Да. Это пользователь, который уже несколько лет участвует в дискуссиях на форуме. Никто не знает, ни кто он, ни из какой страны пишет. Но имя, которое он использует, убедило меня в том, что ему удалось расшифровать манускрипт Роджера Бэкона. Эдип — единственный, кому удалось разгадать загадку Сфинкса.[9] Кстати, ms 408 тоже веками называют «сфинксом».
Услышав ответ, Маркус Коллерон долгое время хранил молчание. Ему вспомнилось лицо Марка Уолтема, бесстрастное, неподвижное, мертвое. Бывший сенатор, должно быть, долгое время питал надежду расшифровать манускрипт, и эта страсть привела его — невольно, конечно, — туда, откуда нет возврата. В это мгновение Маркус сказал себе, что рано или поздно это расследование приведет его туда же. И ему придется выбирать, следовать этому пути или нет. Он перебрал в уме все сведения, которые собрал за последние сутки, потом, как бы продолжая размышлять вслух, пробормотал:
— Все заставляет думать, что экс-сенатор был близок к тому, чтобы разгадать код манускрипта. Эдип, узнав об этом, назначил ему встречу, чтобы заставить его замолчать навсегда и остаться единственным хранителем секрета.
Потом, поднявшись, агент ФБР добавил:
— Я наверняка смогу обнаружить новые улики в доме профессора Говарда А. Дюррана, который, без сомнения, стал первой жертвой таинственного Эдипа.
— Если я могу быть вам полезен, Маркус, обращайтесь без колебаний.
— Договорились. Ждите меня перед своим домом завтра в восемь утра.
5
Прага, 6 января 1602 года.
Двор германского императора
Бартоломеус Спрангер слегка касался полотна кончиком кисти. Каждый его жест был торжественным и элегантным. Он писал портрет императора Рудольфа II. Художник переводил взгляд с мужчины на мольберт и обратно. Бюст Рудольфа, облаченный в темную мантию, едва вырисовывался на темном фоне. Бледно-зеленый гофрированный воротник подчеркивал светлое лицо, которое оживляли розовые скулы. Прямой и широкий нос, над густой каштановой бородой виднелись красные пухлые губы. Волосы монарха были полностью скрыты головным убором, украшенном рубинами и гранатами.
Потрескивание огня в камине за спиной художника практически не нарушало тишину. Император сохранял безукоризненную неподвижность. Его устремленный в окно взгляд терялся в молочно-белом небе Праги, уже в течение несколько месяцев плененной белыми снегами. Синие и желто-красные стены города, золоченые колокольни и перламутровые купола крыш дворца, на которые он любил смотреть в теплое время года, сейчас были окрашены в различные оттенки белого. Взгляд Рудольфа обратился на вошедшего в комнату слугу. Тот долго кланялся, затем объявил, что с императором желает поговорить старший камергер, ответственный за королевскую казну. Взмахом руки монарх приказал впустить его.
Дверь открылась. В комнату вошел человечек маленького роста, полностью одетый в черное. Он явно был охвачен глубоким беспокойством. Быстрые и неровные шаги выдавали спешку, в то время как туловище было наклонено вперед в знак уважения. Он пересек огромный зал, даже не взглянув на последние полотна Арчимбольдо, Жана Брюгеля и гравюры Эгидиуса Саделера, висевшие на стенах. Не заметил он и глобус из золота и серебра, воссозданный скелет доисторического монстра, персидские изумруды и выточенный из кварца череп, которые составляли коллекцию причудливых предметов, — Рудольф любил окружать себя ими. Приблизившись к императору, сохранявшему неподвижность, слуга поприветствовал его, склонившись еще ниже, чем прежде, потом выпрямился и разразился потоком слов.
— Ваше величество, это безумие!.. Шестьсот золотых дукатов!.. Это неразумно… Такая сумма за простой манускрипт… несколько страниц, исписанных незнакомым алфавитом… произведение, смысл которого мы не понимаем… такие траты — это чистое сумасбродство!
— Весь этот мир безумен! — внезапно воскликнул император, прыжком поднявшись с кресла. — Власть, которую я олицетворяю, войны, которые я веду, почести, которые мне воздают, — разве все это не абсурд? Править обремененной долгами богемой против ее воли — это ли не безрассудство? Противостоять конфликтам между католиками и протестантами, управлять завистью немецкого двора, который я покинул, чтобы устроиться в Праге, попытки смягчить постоянную напряженность между Францией и Австрийским домом, сдерживать амбиции моего брата Матиаса, который жаждет получить мою корону, все, что положение обязывает меня делать каждый день, — это ли не сущее безумие? Только поиски высшего знания имеют смысл! Что такое шестьсот золотых дукатов в обмен на последний манускрипт доктора Мирабилиса, брата Роджера Бэкона? Я бы заплатил в сто раз больше, чтобы завладеть этой книгой. И отдал бы жизнь, чтобы суметь однажды ее расшифровать! Десять долгих лет я разыскивал этот труд по всей Европе. Каждое утро я надеялся, что мне принесут радостную новость: манускрипт найден! И вот теперь наконец этот день настал! Скажите-ка мне лучше, удалось ли моим шпионам, привыкшим перехватывать закодированные сообщения, расшифровать эту книгу?!
5
Ms 408 — это библиотечный шифр, под которым данный манускрипт зарегистрирован в Библиотеке редких книг Йельского университета.
9
В мифах древних греков Сфинкс — чудовище, порожденное Тифоном и Эхидной, с лицом и грудью женщины, телом льва и крыльями птицы. Сфинкс расположилась на горе близ города Фивы и задавала каждому проходившему вопрос: «Кто из живых существ утром ходит на четырех ногах, днем на двух, а вечером на трех?» Того, кто не мог ответить, Сфинкс убивала. Разгадал загадку Эдип: «Это человек в детстве, зрелости и старости». После этого Сфинкс в отчаянии бросилась со скалы.