— Клятвоотступник!.. — промолвил Ягайло, открыв маленькие глазки.
Свидригайло узнает об этом позже. А теперь он поднялся с дубовой скамьи, надел кубрак и направился в светлицу. Дворецкий доложил: прибыли русинские бояре.
В зале дубовый, не покрытый скатертью стол прогибался под тяжестью жбанов с вином, блюд с мясом и подливами; пахло шафраном, тертым хреном и луком.
Князья, бояре — в передней слуги сняли с них шубы и шапки — стояли, слегка наклонив головы. Свидригайло с грохотом отодвинул стул, мешавший ему, быстрым шагом подошел к гостям и тоже кивнул головой; какое-то мгновение стоял, всматриваясь в лица своих сподвижников, будто бы оценивая достоинства каждого.
Слуги в темно-фиолетовых кафтанах, подпоясанных желтыми поясами, сбились в кучу в конце зала, готовые стать за спинами вельмож, как только те сядут за столы; Свидригайло махнул им рукой, чтобы вышли в переднюю, а дворецкому велел стать за дверью.
— Прошу к столу, панове! — пригласил гостей, садясь на почетное место.
Туровский князь Александр Нос, толстый, в плотно обтянутом атласном жупане, в два раза моложе его князь Василий Острожский, прозванный Красным, сели справа, как ближайшие друзья Свидригайла, — оба они когда-то сопровождали его из Кременца до Констанца; на другом конце стола напротив хозяина уселся старый боярин Михайло Юрша, владелец Луцкого замка; слева сели князь Семен Гольшанский — в кирасе и налокотниках, словно пришел на поле боя, а не на банкет, и староста Олесского замка Ивашко Преслужич-Рогатинский.
Свидригайло еще раз обвел взглядом гостей и остановился на холеном лице князя Гольшанского, из рода Гедиминовичей, точно не решался начинать разговор в его присутствии.
Гольшанский заметил нерешительность Свидригайла и, отодвинув в сторону высокий бокал, словно тот мешал ему видеть лицо князя, сказал:
— Стародубский князь Сигизмунд Кейстутович, брат Витовта, из-за болезни не мог приехать в Луцк, я только что оттуда. Но он обещал поддержать тебя, князь.
— А ты, шурин Витовта и паж королевы Софьи, — сверлил Свидригайло Гольшанского пьяными глазами, — с кем ты будешь?
— Я — с Сигизмундом, — твердо ответил князь Семен.
— А если Сигизмунд пойдет вместе с Ягайлом? — допытывался Свидригайло.
— Сигизмунд не пойдет с польским королем. Он будет вместе с Литвой.
— Что-то ты, князь, юлишь... А Литва-то сегодня — с кем? — Свидригайло резко повернул голову к Александру Носу и Василию Острожскому. — Что вы скажете, братья?
— Наши ратники готовы, — поднялся князь Острожский, поправляя пояс на вышитом золотом красном жупане. — Готовы по первому зову!
Свидригайло наполнил кубок красным вином, кивнул гостям, чтобы наливали и себе.
— Что слышал нового о коронации, Юрша? — спросил у старосты Луцкого замка.
— Тайно совещаются. Но знаю, что после сегодняшнего совета Сигизмунд пошлет гонца в Вену с приказом, чтобы послы выезжали с короной и клейнодами.
— За ваше здоровье, панове рада, — надпив из кубка, произнес Свидригайло. — Мы станем на защиту короны при виленском дворе. А на коронационном банкете выпьем за долгие лета литовского короля! — и, прикрывая рукой злую улыбку, вытер усы. Потом перевел взгляд на Ивашка Рогатинского, который пристально глядел на князя и не пил.
— А ты, пан Ивашко, почему постишься? — сверлил глазами владетеля Олесского замка, со стуком ставя кубок на стол.
Ивашко поднялся.
— Не захотел ты меня выслушать сегодня, когда мы разговаривали наедине, так я спрошу при всех. Хочу, князь, твердо знать, за что должен выпить. Я служил Ягайлу в Рогатине и, называясь боярином, был рабом львовского старосты Одровонжа. Я имел право дать своей дочери вино[15] только тогда, когда она выйдет замуж за католика. Я мог получить герб и быть равным с польскими шляхтичами только ценой принятия латинского обряда. Я перешел служить Витовту. Что ждет меня и моих людей в Литовском католическом королевстве?
Поднялся с кресла и Свидригайло.
— Я обещаю вам, панове, когда приму литовский престол, управлять по вашему совету, как приверженец всего русинского языка.
— Но ведь сам-то ты, князь, еси католик.
— Блажен еси муж, идущий на суд нечестивых, и там же за правду свой глас подает. Меня ведь насильно сделали католиком еще в детстве, в Кракове, по повелению Ягайла.
— Но ведь ты подписывал грамоту в верности Ягайлу.
— Эта грамота была скреплена фальшивой печатью.
— А с нами какой печатью союз скрепишь?
— Вот мой сигнет! — Свидригайло снял с большого пальца перстень с гербом — золотой уж между двумя дубовыми листьями — и показал его гостям. С минуту ждал, в груди клокотала ярость, наконец он процедил сквозь зубы: — Что теперь скажешь, боярин?