Впереди первой орты, к которой должен был подойти Ибрагим, стоял молодой чорбаджи-баша.
Нафиса поднялась с мостовой.
— Хюсам, поглядите вон на того. Он так похож на вашего Алима.
— Сиди, сиди, — дернул Хюсам жену за фередже, — это командир орты. Алим же еще совсем молодой.
Засуетились люди на улице, зашумели, закричали. К янычарским казармам приближалась султанская процессия.
Ибрагим остановил коня возле выстроившейся первой орты. Нур Али подъехал к чорбаджи-баше. Молодой полковник с коротко подстриженными черными усами, орлиным носом вытянулся перед агой янычар, ожидая его команды. Нур Али довольно улыбнулся. Он не жалеет, что под Багдадом назначил гордого гяура башой первой орты. Только такие, сильные и бесстрашные, могут быть настоящими противниками своих храбрых соотечественников. Ныне же молодому чорбаджи выпало особенное счастье: приветствовать от имени янычар нового султана и записывать его воинов в свой полк.
Нур Али кивнул головой.
Чорбаджи подали чашу, наполненную шербетом, и он, чеканя шаг, подошел к султану.
— Великий из великих, султан над султанами! — произнес он громко. — Твои рабы, непобедимое войско янычар, хотят встретиться с тобой в стране золотого яблока — на Дону, Днепре и Висле!
Ибрагим взял чашу из рук чорбаджи, выпил до дна, наполнил ее до краев золотыми монетами и крикнул янычарам:
— Воины! Вспомните славу римлян, бывших повелителей мира. Продолжите их славу. Победы магометан пусть обрушатся на неверных карой небесной!
Великий визирь, почтительно склонив голову, промолвил:
— Пусть слова великого Магомета Завоевателя вдохновят сердца воинов.
Ибрагим сверкнул глазами на Аззема-пашу. Он понял, что визирь насмехается над ним.
Янычары дружно ответили:
— Кызыл ельмада герюшюрюз![165]
А когда затихло эхо и над площадью залегла минутная тишина, вдруг раздался возглас женщины:
— Алим, сын мой!
Старая женщина старалась прорваться сквозь цепь субашей, протягивала руки, повторяя:
— Ты жив, Алим, сыночек мой!
Чорбаджи повернул голову в сторону крикнувшей женщины. Он узнал Нафису, покраснел, взгляд его встретился со взглядом Нур Али. Видел, как субаши тащили женщину через улицу, избивая и толкая ее, но даже глазом не моргнул.
На улицах веселился народ. Султанский эскорт направлялся к Биюк-сараю, проезжая мимо двора Айря-Софии, где рядом с усыпальницей султанов выросла новая могила. Старый сторож громко читал первую суру корана за упокой души Амурата IV. В головах лежала белая чалма, на шелковых полотнищах, которые покрывали гроб, виднелись золотые буквы: «Только один бог вечен».
На следующий день в часы приема великий визирь Аззем-паша зашел в тронный зал сообщить падишаху о состоянии государственной казны. Ибрагим сидел на троне и настороженно смотрел на величественного старца, который гордо, не кланяясь в пояс, шагал посередине зала. Молодой султан знал, что этот человек сейчас является хозяином империи и еще долго Аззем-паша будет решать государственные дела, не советуясь, а докладывая о них султану. Так сказал шейх-уль-ислам. Ибрагим был доволен этим, ведь он ничего не знает, но ему припомнились слова визиря во время парада, и в его душе невольно созревал протест против любого его предложения.
— Я должен, — начал Аззем-паша, — познакомить тебя, о султан, с состоянием государственной казны, на которой держится этот трон. Долголетняя война с персами опустошила казну, а добытое багдадское золото не пополнило ее. Кроме этих мешков с деньгами, которые стоят напоказ у дверей зала дивана, в личной султанской казне найдется немного. Не следует ли уменьшить вознаграждение?
Ибрагим поднял руку, останавливая великого визиря. До сих пор он был лишен необходимости мыслить, но вчерашнее провозглашение его султаном заставило подумать об ответственности. Ему еще хотелось по-мальчишески крикнуть: «Дайте мне покой, я хочу отдохнуть», но понимал, что должен что-то делать в этом государстве, которым ему велено руководить. Как руководить? Чьими руками, чьим умом? Советовали слушаться великого визиря, но Ибрагим не желает, не хочет! Перед глазами промелькнули образы скрытной валиде, омерзительного кизляр-аги Зайбула, и мысль остановилась на фигуре Нур Али, который, словно ангел Монкир, что ведет человека вдоль ада в рай, появился несколько дней тому назад в дверях дворцовой тюрьмы.
— Вели пригласить сюда Нур Али, — сказал Ибрагим. — Он воевал с Амуратом в Багдаде, ему лучше знать о военных расходах.
— Левая рука, султан, не ведает, что делает правая. Нур Али воевал в Багдаде, я же оставался в столице. Янычары дрались храбро, однако требуют слишком высокую оплату за пролитую ими кровь. Это хорошо известно министру финансов и мне — великому визирю.