От разложившихся трупов людей, умерших голодной смертью, распространяется эпидемия.
...Турецкие жандармы на рынках отбирают у татар все их добро. Стамбульский двор требует золота. Азов сдался, но от этого султанская казна не стала богаче. Русский царь Михаил Федорович, напуганный угрозой Ибрагима вырезать в Турции всех христиан, приказал донским и запорожским казакам оставить Азов. Спаянные братскими узами во время многомесячной осады Азова, русские и украинские казаки подожгли пороховые склады и оставили туркам груды развалин.
А что делает Мухаммед?
Он, как и Ибрагим, не выходит из гарема и каждую неделю посылает в Стамбул гонца с письмом, в котором присягает на верность.
Ислам-Гирей в Дарданелльской крепости — словно загнанный в клетку лев. Сефер Гази еще не сдался. Ему известны все тайны государственного строя Порты, и он уже несколько месяцев сидит в Стамбуле, надеясь на встречу с Азземом-пашой.
Но Ислам не надеется на успех своего учителя. Он пытается действовать сам. Пишет письма, в которых призывает свергнуть с трона Мухаммед-Гирея, письма распространяются по всему Крыму. Сам готовится к побегу. Со дня на день ждет Ислам прихода торгового судна, на котором он проберется через Дарданеллы и Босфор в Черное море.
Уснула охрана. Тихо плещут волны, но не слышно, чтобы кто-нибудь нарушал всплесками весел спокойные воды Дарданелл. Почему же судно не приходит? Задержали, пронюхали?
Неподалеку ударилась о берег лодка. Кто-то идет... Один... В отблесках луны серебрится бородатая голова. Сефер!..
Сефер Гази подошел ближе к Исламу, плоское лицо его напряглось от сдерживаемого дыхания, веки сошлись так тесно, что сквозь щели не видно черных зрачков. Аталик сердит. Ислам видит, что он с трудом сдерживает гнев. Пытается угадать, что могло случиться.
Глаза раскрылись, Сефер гневным взглядом пронизал своего воспитанника, схватил его, как мальчишку, за грудки, потряс.
Потом сник. Склонив голову, направился к берегу, спотыкаясь о камни. Сел, спустив ноги в воду. Молча присел рядом с ним встревоженный Ислам. Знал, что аталик гневается не зря. По-видимому, все раскрыто.
— Когда не хватает сил, — промолвил неожиданно спокойно Сефер Гази, — надо, Ислам, воспользоваться хитростью. Я когда-то показывал тебе каменное изваяние в Ашлама-дере, которое природа будто умышленно создала тебе в назидание. Но ты не послушался... Я еще раз терпеливо объясню тебе, Ислам: правитель должен соединить в себе смелость с хитростью. В противном случае ты лишь воин — тогда бери в руки мечи сражайся, но не берись за руль управления государством.
— Что случилось, Сефер-баба? — спросил ИсламГирей, когда аталик закончил свое пространное наставление.
— Ты должен был бы уже догадаться, что... Если твой враг даже букашка, то считай ее слоном. А Мухаммед все же хан, в его руках власть. Я долго бродил возле ворот сарая, немало денег и терпения стоило мне добиться встречи с Замбулом, которого когда-то купили на кафском рынке за тридцать пиастров. И все-таки встретился с ним, и он устроил мне аудиенцию у великого визиря. А когда уже должна была решиться твоя судьба, чауш Мухаммед-Гирея прискакал с доносом, что ты рассылаешь бунтарские письма по всему Крыму. Пугливый заяц иногда становится львом. Ты раскрыл карты перед трусливым Мухаммедом, и он теперь сожрет тебя. Ты забыл, что пес, который хочет укусить, не оскаливает зубов... Я пытался отрицать, но визирь показал мне письмо, написанное твоей рукой. Сегодня ты ждал не меня, а торговое судно, я знаю. Оно арестовано в Золотом Роге, твоих друзей завтра повесят, а мы с тобой отправимся на остров Родос.
Словно отрубленная, голова Ислама упала на грудь.
— Оттуда никто не возвращается...
— Даже тогда, когда стоишь у эшафота и холодная веревка прикасается к кадыку, — узкие глаза Сефера были ясными, в них не было безнадежности, — даже тогда не говори, что все пропало...
На следующий день Ислам-Гирей и его верный наставник Сефер Гази плыли под охраной двадцати янычар на турецком судне по Эгейскому морю, на юг.
ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ
Беседы с мудрецами необходимы более царям, чем царские милости мудрецам.
В одну из последних ночей рамазана, перед рассветом, когда правоверные завтракали перед дневным постом, край полной луны закрылся черным полукругом, темное пятно подошло к середине диска, а потом постепенно сползло.