Ягайло настаивал на том, чтобы встречу с гуситами отложить на конец осени. Сначала надо закончить с коронацией в Вильно. У епископа Олесницкого было другое мнение. Разве королю не известно, что Сигизмунд Корибутович вместе с бывшим луцким старостой Федором Острожским дали клятву таборитам на верность? Разве он забыл о том, что они со своими отрядами под водительством Прокопия Лысого недавно доходили до Познани и Гданьска, — посылал же тогда король гонцов к папе с мольбой созвать антигуситский собор. Необходимо прежде всего устранить ближайшую угрозу...
Следом за легатом прибыл от папы еще один посланник. В Базеле-на-Рейне только начались приготовления к вселенскому собору, а уже на ратуше, на стенах, на крышах домов гуситы вывесили манифест, гласивший: «Католическая церковь отказывается провести публичный диспут, боясь, что будут разоблачены все ее грехи. Гуситы желают вести войну словом, а не мечом, но нам слова не дают. Однако мир уже убедился, что бог на стороне гуситов. Папа, кардиналы, епископы, прелаты, охваченные страхом, сами себе готовят погибель».
Мартын V сообщил королю, что католическая церковь готова принять гуситов на соборе и доказать там свою правоту. До этого же необходимо выслушать их в Кракове, чтобы иметь возможность достойно подготовиться к словесному бою со схизмой на соборе.
Ягайло выслал гонца к познанскому подкоморию с приказом во что бы то ни стало задержать эскорт с короной; Олесницкий отправил в Моравию к Прокопию Лысому заложников.
...В посольском зале в Вавеле собрались профессора Ягеллонского университета и весь капитул краковской епархии. Ждали короля. Ввели короля, держа под руки, два рыцаря-охранника. Ягайло — тщедушный, заметно осунувшийся за последние месяцы — сел рядом с Олесницким. Епископ поднялся.
— Панове! Мы собрались тут в тяжелое для нашего государства время. Гуситы проникли на наши земли, нам с трудом удалось отстоять Познань и Гданьск. Император Священной Римской империи бездеятелен, он больше занят коронационными делами вероотступника Витовта, чем объединением сил в борьбе против схизматиков. Поэтому апостольская церковь возложила на нас священную миссию — очистить Чехию от гуситской заразы, не дать соединиться западной и восточной схизме. Его преосвященство папа Мартын V предоставил полноту власти польскому королю судить изменников костела и отпускать грехи именем Рима. Ныне на наш суд пришли заправилы чешских разбойников, которых мы должны допросить в подземелье Вавельского замка. Однако милостивый король согласился выслушать их. Введите кацеров[38].
В посольский зал вошли вождь таборитов Прокопий Лысый и его соратники Петр Англик, Вильгельм Корибут и Федор Острожский. Стражники подвели их к скамьям, стоявшим сбоку — как для подсудимых.
Ягайло напыжился, отвел глаза, чтобы не встретиться взглядом со своим племянником, которого когда-то, с согласия Витовта, прочил в короли Чехии, не думая, что вскоре придется принимать его как одного из предводителей вражеского стана. Ведь за нынешнюю встречу с гуситами вынужден был отдать заложниками пять прелатов — профессоров Краковского университета. Олесницкий с ненавистью посматривал на Федора Острожского: сегодня он вынужден вести с ним унизительный диспут, а мог когда-то сгноить в кременецкой тюрьме.
Епископ, не вставая с места, обратился к Прокопию Лысому:
— Сиятельный король и капитул краковский милостиво разрешили, чтобы вы объяснили нам, за что проливаете христианскую кровь.
Вождь гуситов поднялся.
— Пятнадцать лет тому назад, — сказал он, — Ян Гус просил в Констанце предоставить ему слово. Католический собор не дал ему слова и сжег на костре. Ныне последователи Гуса, взяв оружие для защиты христианской справедливости, принудили охваченных страхом верховодов католической церкви пригласить нас для разговора. Мы помним слова Яна Гуса, которые он произнес, прощаясь с пражанами: «Как жизни купца, имеющего при себе золото, всегда грозит опасность, так и тому, кто божье слово без лести проповедует». Знаем: вы можете пожертвовать своими прелатами в обмен на наши головы, однако мы пришли-таки вам засвидетельствовать: мы готовы прекратить войну.
— Ваше преосвященство, — засуетился Олесницкий, — мы согласились выслушать ваши требования, но не желаем слушать проповедей.
— Наши требования давно изложены — в четырех артикулах. Согласна ли с ними католическая церковь?
— Костел соглашается принять второй артикул — причащать всех христиан. Других принять не может. Неужели вы в самом деле, без лукавства верите в то, что каждый может проповедовать слово божье, что помазанников господних должна судить чернь, что светская власть сумеет уберечь паству без помощи церкви? Как вы осмелились взять на себя роль апостолов не познанной вами божьей справедливости? Ведь учит же единственно справедливое в мире учение Фомы Аквинского, что только неосознанное подчинение высшим силам управляет человеческой деятельностью. А вы осмелились поставить себя наравне с богом!