«Корону...» — чуть слышно шептал он, выходя из забытья.
В соседнем зале сидели Ягайло и Олесницкий.
За два дня до святого Михаила Витовт велел пригласить к себе короля. Он отдал ему ключи от великокняжеских замков и вместе с ними власть, отобранную им у Ягайла полстолетия тому назад.
В тот же день в замок Гедимина вступил со своим отрядом Федор Острожский.
И Свидригайло тут же подписал военный трактат с Руссдорфом, принимал через послов и лично от литовских и русинских князей, бояр и государственных служащих присягу на верность.
Осташко присяги не давал. Он вручил Свидригайлу письмо от Ивашка Рогатинского и ждал, что ответит ему князь.
«Передай боярину, что Борис Александрович Тверской не слабее Константина Новгородского».
«Но Константин ближе нам, чем тевтонский магистр», — выдержал Осташко взгляд князя.
«Помню тебя еще по Луцку, — спокойно ответил Свидригайло. — Ивашко знает, кого брать себе в помощники».
«А ты не знаешь... У человека одна спина, а не две. И одно лицо. Спиной опирается на друзей, лицом поворачивается к врагу. Иначе победить нельзя. Кто же будет твоим другом в битве с Ягайлом — тевтонец или тверской ратник?»
«Каждый должен знать свое место в хоругви. Тот, кто впереди, смотрит по обе стороны, тот, кто сбоку, — только в одну. Вот и передай Ивашку Преслужичу, пусть бдительно следит за западом: по Олеско нанесут первый удар. А остальное предоставьте мне. Иди, человек любомудрый...»
На следующий день успокоившийся Ягайло вступал в замок Гедимина в сопровождении дворовых литовских лучников, которых выслал навстречу королю Свидригайло. Младший брат заверил старшего в своей верности польской короне.
Перед королем, Олесницким и их эскортом широко открылись ворота, но подозрительно быстро защелкнулись. Казармы вмиг окружили литовские ратники и приказали королевской охране сложить оружие.
— Великий князь Свидригайло просит вас в тронный зал! — воскликнул кастелян, насмешливо глядя на ошеломленных властителей.
Их, как пленников, завели в пустой зал с готическими сводами; пол устлан был шкурами зверей Возле стола для игры в кости стояло кресло на оленьих ножках, вместо подлокотников — рога тура, спинкой служили рога лося.
Из боковой двери в полном военном снаряжении вышел дородный Свидригайло, за ним — Михаил Юрша, Василий Острожский, Александр Нос и Семен Гольшанский.
Князь, будто после тяжелой работы, опустился в кресло и долго сидел молча, не глядя ни на Ягайла, ни на Олесницкого, он был похож на рысь, у которой все тело напряглось перед прыжком.
— Что же, король, и вы, ваша эксцеленция, — наконец ехидно промолвил Свидригайло, не приглашая сесть своих недавних повелителей, — неожиданность ошеломила вас, не так ли? Так благослови меня на великое княжество, Ягайло. Не хочешь?.. Тогда вот что я тебе скажу, брат... Я провел в тюрьме много лет, ты же просидишь в самой глубокой тракайской темнице до конца дней своих, если не отдашь мне Подолье, если не поклянешься, что твои войска не ступят ни на восточный берег Буга, ни на северный берег Днестра, если не пошлешь гонца с письмом к старосте Каменецкого замка — чтобы отдал ключи Федору Острожскому, который уже двинулся на Подолье.
Свидригайло умолк, какое-то время тешился растерянностью польских повелителей, потом продолжил:
— Мой, панове, совет, — указал рукой на князей и бояр, стоявших позади него, — провозгласил меня вчера великим князем. А завтра я стану королем. Пока ты, не смыкая глаз, ждал смерти Витовта, мне тоже не спалось. Мне уже сложили omagium[39] почти что все литовские и русинские князья и бояре. На юге верен мне молдавский господарь Александр, на севере обопрусь на руку Бориса Тверского. С Руссдорфом подписал трактат. А из Чехии позову Корибута. Я стал сильным, король, слышишь? — Свидригайло сжал в руке шестопер с рукояткой, украшенной серебряной инкрустацией. — А если ты не согласишься с моими требованиями, — он порывисто вскочил с кресла и подошел вплотную к королю, — я сделаю с тобой то, что когда-то сделал ты с Кейстутом! Садитесь к столу, вашмости, — вот вам перья, чернила, бумага. Князь Семен, подай епископу принадлежности.
Ягайло безмолвно стеклянными, растерянными глазами поглядывал то на Свидригайла, то на епископа Олесницкого.
Краковский епископ, на удивление спокойный, кивнул королю:
— Давайте присягу и пишите то, что от вас требуют, ваша светлость.
— Вы... вы пишите, эксцеленция, — застонал король.