А песня переживет его, подхватят ее другие, и добьются того, чего не могли добиться они, и вспомнят мертвых.
Мертвые сраму не имут.
— Давид, садясь, клал персты на живые струны, мы берем перо скорописное, чернила, бумагу и слагаем письмена... Последние письмена...
В скарбнице — самом глубоком подвале Олесского замка — на столике горит свеча. Осташко макнул перо в чернила, перевернул страницу толстой книги и оперся головой на руки. В углу на кресле, закутавшись в бараницю, сидит Орыся.
— Что вы шепчете, Каллиграф?
— Вспомнил... Стихотворение вспомнил из одной святой книги... Я им начинал писание свое. Это было недавно, а летопись уже кончается — осталось только несколько чистых страниц в моем манускрипте. Насыщенное было время — день стоил года.
«Сказал Свидригайло Юрию Онцифировичу Новгородскому: тамо ватага опришков засела, а ты хочешь войско посылать. Дай его мне, я разгромлю Сигизмунда и во православие обращу Литво-Русь. И произошла битва под оными Ошмянами, и снова проиграл Свидригайло. Тут был уничтожен отряд гуситов, а Сигизмунд Корибута, который вернулся во своя, был убит. Юрий же повернул остатки своих войск в Новгород...
Мы защищаемся уже третий месяц, приближается зима, а вместе с ней и наш конец. Запасы оружия и еды исчерпались, помощи ждать неоткуда. Януш Подгорецкий изменил Преслужичу в самом начале последней битвы, теперь он яростно сражается на стороне Яна из Сенны, который завтра-послезавтра станет старостой замка и Олесской земли. Сбежал неизвестно куда Демко из Ожидова. Погиб на валах Костас Жмудский. Вечная память умелому и бесстрашному рыцарю гончару Никите, который вчера, когда пробили стену в арсенале, оказался один против армады королевских войск, отважно сражался с ними, многих врагов уложил своим мечом и сам упал лицом к врагу. Олеско догорает. Нас осталось неполных две сотни за рвом — в замке и еще сотня — на Браме. Скорняк Галайда с отрядом ремесленников ушел в Вороняцкие горы. Арсен в полном снаряжении ждет последнего боя. Завтра-послезавтра...
Последние мои записи... Не отравил я мысли свои ложью. Капля за каплей я описал всю эту страшную и неприукрашенную правду о том, что происходило на нашей многострадальной земле, и сам неотступно находился среди людей, которых с каждым днем становится все меньше и меньше. Вот я откладываю в сторону перо. Окрепли мои руки, не замирает теперь мое сердце при виде красной крови, пора и мне на стены замка. Оставляю эти летопись Орысе, может, женщину не убьют палачи...»
Глаза у Орыси спокойные, как и у всех, кто остался в замке.
— Осташко, я уже здорова. Почему Арсен не приходит ко мне? Он еще живой?
— Живой, Орыся. Арсен сегодня придет к тебе. Отец разрешил ему попрощаться.
Далеко в подземелье раздались чьи-то шаги. Кто-то идет в скарбницу. Заскрипела низкая полукруглая дверь.
— Арсен!.. Почему, почему ты так поздно пришел?..
— Я же говорил, что не умру, пока не увижу тебя...
Осташко отвернул голову, всхлипнул.
— Пойдите, — сказал. — Побудьте еще немного на свободе... На Браме наш отряд. Иди, Орыся, попрощайся с матерью. Идите обое...
— Кладбище! — вскрикнула Орыся.
...По широкому миру ходил Тристан и прибился в лесскую землю. И снова, как прежде, рыдала Изольда над могилой матери, а он стоял позади и узнавал ее — дорогую и непознанную.
— Пойдем, Арсен, — промолвила, поднимаясь с колен. — Вон сосна на холмике за кладбищем — под Гаварецкой горой. Там я твоей буду.
В изголовье жесткая от изморози трава, отяжелевшие седые ветви сосен в ночных сумерках склонились к земле, заслонили от света.
— Ты видишь — белый конь стоит на вершине горы...
— Это туман, любимая, это утренний туман...
Арсен поправил кожушок на Орысиных плечах, укутал ее, поцеловал в лоб.
— Поспи еще немного... Чистая моя, нежная моя... Сквозь ветви сосен виднеется черный силуэт замка, еще спит внизу вражеский лагерь.
Ныне или завтра? Там тихо, отдыхают.
Пусть еще немного продлится первая брачная ночь и любовь.
— Нет никого на свете красивее тебя.
А уже пора, скоро рассвет.
Это не туман, это белый конь стоит...
Еще немного... Еще немного погоди, любимый. Ведь поцелуй на погосте — это вечная разлука.
— Надо возвращаться...
Утром воины Яна из Сенны начали наступление на Браму. Через пожарища тугим плотным клином повалили конные и пешие рыцари, и было их тысячи, тучи стрел, копий и камней падали на сотню ратников, защищавших Браму; оттуда загрохотали гаковницы и засвистели стрелы, падали королевские рыцари, но их было много — ворота свалили голыми руками, без таранов. Отряд вступил за крепостной вал. Подняли мосты. Началась последняя битва.