Решение мне далось без труда. Я опустила закатанные рукава, сделала шаг… и очутилась на самом конце аллеи.
Мэтью, стоя ко мне спиной, быстро и яростно говорил по-окситански — скорей всего с Изабо.
— Мэтью, — сказала я тихо, не желая пугать его.
Он мгновенно обернулся ко мне.
— Я не слышал, как ты подошла.
— Ты и не мог. Дай мне, пожалуйста, поговорить с Изабо.
— Лучше не надо.
Наши родственники сидели, запертые в столовой, Сара грозилась вышвырнуть нас всех вон — неподходящий момент, чтобы ссориться с Изабо и Мартой вдобавок.
— Помнишь, что сказал Авраам Линкольн о домах?
— «Дом разделившийся ждет большая беда», — недоуменно процитировал Мэтью.
— Вот именно. Дай-ка мне телефон.
Он нехотя выполнил мою просьбу.
— Диана? — с нехарактерным для нее волнением воскликнула Изабо.
— Не знаю, что тебе наговорил Мэтью, но скажу сразу: я на вас не сержусь. Ничего плохого вы мне не сделали.
— Спасибо, — выдохнула она. — Я пыталась ему сказать… мы действовали по наитию, руководствуясь тем, что смутно помнили с давних пор, когда Диана была богиней плодородия. Твой запах напомнил мне о тех временах и о жрицах, помогавшим женщинам забеременеть.
Взгляд Мэтью коснулся меня в темноте.
— И Марте тоже передай, хорошо?
— Непременно, Диана. — Изабо помолчала. — Мэтью поделился со мной результатами твоего анализа и теориями Маркуса по этому поводу. Раз уж он рассказал кому-то чужую тайну, значит, она сильно поразила его, а я не знаю, от чего плакать — от горя или от радости.
— Может, от всего вместе на первых порах?
— Мои дети не впервые доводят меня до слез, — тихо засмеялась она. — Я и от горя не отрекаюсь, если оно сулит радость.
— Дома все хорошо? — неожиданно вырвалось у меня.
Взгляд Мэтью стал мягче.
— Дома? — Значение этого слова и от Изабо не укрылось. — Да, все хорошо… только очень тихо.
Слезы навернулись мне на глаза. В Изабо, несмотря на все ее острые грани, чувствовалась порой настоящая материнская ласка.
— От ведьм, боюсь, шуму больше, чем от вампиров.
— А счастье громче печали. В этом доме давно уже недостает счастья. Ну что ж… Мэтью уже сказал мне все, что хотел, — будем надеяться, что он хоть немного излил свой гнев. Смотри береги его. — Изабо не сомневалась, что я выполню ее просьбу — и в ее, и в моей семье женщины всегда защищали своих любимых.
— Хорошо. — Глядя на своего вампира, я нажала красную кнопку. Лунный свет, пробиваясь сквозь облака, серебрил поля, покрытые инеем. — Ты тоже подозревал, да? Потому и не хотел заниматься со мной любовью? — спросила я.
— Я ведь уже говорил. Любовь — это близость, а не просто удовлетворение физической потребности. — Мэтью раздражало, что он вынужден повторяться.
— Если ты не хочешь иметь от меня детей, я пойму, — сказала я не совсем чистосердечно, но твердо.
Он схватил меня за плечи.
— Господи, Диана! Как ты могла подумать, что я не хочу детей от тебя? Но это опасно — и для тебя, и для них.
— Беременность — всегда риск. Природе даже ты не можешь указывать.
— Мы понятия не имеем, какие они получатся. Может, пойдут в меня и захотят крови.
— Все младенцы — вампиры, Мэтью, все питаются материнской кровью.
— Это не одно и то же, сама понимаешь. От надежды на детей я давным-давно отказался, но тобой рисковать не готов. — Наши глаза встретились, ища подтверждения, что между нами все осталось по-прежнему.
«И потери ребенка я бы не вынес». Эти невысказанные слова я слышала столь же ясно, как крик совы наверху. Потерять Люка ему было больнее, чем Бланку или Элинор — эта боль никогда его не оставит. Вместе с Люком он потерял часть себя, и восстановить ее невозможно.
— Значит, ты уже все решил? — Я положила руки ему на грудь, дожидаясь следующего удара сердца.
— Я ни в чем не уверен. У нас не было времени все это обсудить.
— Ладно, буду принимать меры. Пить Мартин чай.
— Чаем ты не отделаешься. Современная медицина ушла далеко вперед от этого зелья, хотя человеческие контрацептивные средства вполне могут оказаться непригодными для ведьм и вампиров.
— Ничего, я и таблетки заодно буду пить.
— Ну, а ты? — Он взял меня за подбородок, чтобы я не отводила глаза. — Ты-то хочешь рожать детей от меня?
— Я как-то не представляла себя в роли матери…
По его лицу прошла тень.
— …но нашим с тобой детям, мне кажется, судьбой предназначено родиться на свет.
Мы стояли молча — он обнял меня за талию, я прислонилась к нему головой. Воздух тяжелел от выпавшей на долю Мэтью ответственности — за семью, за свое прошлое, за Рыцарей Лазаря, а теперь вот и за меня.